XXV. El rigor debido e imprescindible
XXV. ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ И НЕОБХОДИМАЯ ТРЕБОВАТЕЛЬНОСТЬ
Иногда меня критикуют, что я очень суров в отношении диеты, что сердит меня, и это одна из немногих вещей, которые меня сердят, и особенно фривольный комментарий: “Ну, один разочек!”. Меня глубоко беспокоит, если, когда я отказываюсь от чего-то (врачи предупредили меня, это для меня не хорошо), кто-нибудь рядом, кто не знает, в чем суть, или знает, но считает несерьезным, бросает: “Давай-ка, приятель, один разочек”. Это выглядело бы огромным неуважением к донору, его семье, врачам, которые приложили столько усилий, стараясь избавить меня от неминуемой смерти, если бы я сейчас проматывал дарованное, ведя себя столь легкомысленно. Действительно, один раз стоит много. А два – в двойне.
С Терезой Берганса
Недавно, находясь на Канарских островах, я попросил спагетти без соли. Я особенно подчеркнул то обстоятельство, чтобы они были сварены без соли, сообщив, что не могу употреблять соль, и настоятельно подчеркнул, чтобы они отнеслись ко мне серьезно. Если просишь что-то, что не содержало бы томата, необходимо предупредить об этом и испугать официанта, сообщив, что имеется аллергия на томат и можешь мгновенно упасть и умереть в зале ресторана, потому что нужно заставить его отправиться на кухню. Если ты просто скажешь, что не можешь есть блюда с томатом, единственное, что подумает официант, так это то, что в поджаренном виде ты этого не заметишь, поскольку в ресторанах убеждены, что большинство подобных предупреждений – результат капризов клиентов.
Зная о большом количестве подобных ситуаций, я настаивал на своем, становясь надоедливым, и пусть даже меня воспримут как зануду, над которым подтрунивают.
Подали спагетти, и я, попробовав, почувствовал, что принесли соленое. Я сказал об этом официанту, но тот уверил меня, что они были сварены без соли. Он справился на кухне, где ему подтвердили, что были выполнены мои пожелания и условия, но я продолжал утверждать, что соль присутствовала.
Столкновение было столь неразрешимым, что даже некоторые из тех, кто меня сопровождал, стали говорить, что у меня началась мания. Я попросил, чтобы пришел человек, который варил спагетти, и спросил его: “Вы полностью уверены, что они сворены без соли?” Повар же ответил: “Без соли. С водопроводной водой. А в водопроводной воде нет соли. Наоборот, эта вода скорее безвкусная”. Но я настаивал, как будто дело происходило на допросе у следователя: “И вы не добавили больше ничего?” И тогда повар признался: “Ничего. Ну, только плитку специй, что мы всегда кладем в спагетти”.
Вот так я и выявил, каким образом положили соль.
В другой раз, на Ибице, вина была уже моя, потому что мне захотелось пошутить.
За два с половиной месяца до операции, видя, что я чувствую себя хорошо, и с разрешения врачей, мы сняли дом на месяц и отправились на поиски света и тепла. Я тот редчайший андалузец, который сбежал от солнца. Или избегал. Потому что теперь кое-что изменилось и в этом.
Так случилось, что однажды вечером мы отправились ужинать, и в ресторане нас спросили, что мы хотели бы на аперитив. Поскольку я не беру в рот ни капли алкоголя, я сказал громко, в шутку, “для меня один Кампари”, и добавил быстро “безалкогольный Биттер Кас”. Понятно, что официант принял шутку за правду, или он не услышал последующую поправку. Я этого не знал, поскольку оба напитка очень похожего цвета, но когда я это взял в рот… я начал плеваться! Перед фотографами, перед всем миром.
С Марией Хесус Вальдес, Эдуардо Саплана и Эммой Пенела.
Говорят, что я перебираю, но я думаю, что это составляет неотъемлемую часть должного уважения. Я не думаю, что я перебарщиваю. Я считаю, что я должен быть последовательным и ответственным за тот огромный подарок, который мне сделали. Мы подходим к сути вопроса, и, хотя я сомневался касаться этого или нет, думаю, это моя обязанность сообщить, что есть случаи, когда перенесшие трансплантацию, к счастью, таких немного, достаточно легкомысленно воспринимают все медицинские наставления и начинают вести несколько безответственную жизнь. Это еще одна из небольшого количества вещей, которые мне не нравятся. И я строго отслеживаю это. Мне кажется, что ужасно неразумно проматывать усилия стольких людей поведением, которого не заслуживают ни доноры, ни хирурги, ни те, кто имеет отношение к этому чуду науки.
Нет, я не грешу категоричностью. Мне думается, что жить таким образом, что, может, покажется кому-то чересчур суровым, - всего лишь быть последовательным.
Еще одна вещь, которая происходит со мной, состоит в том, что я пытаюсь избегать споров.
В нашем доме все очень часто собираются во время еды. Многое говорится, еще больше обсуждается, каждый стремится высказать свое мнение… Сначала я участвую. Потом, когда мои дети перехватывают слово и разговор переходит на повышенные тона, я устраиваюсь, как зритель теннисного матча, и смотрю то в сторону одного, то другого, в зависимости от того, кто высказывается, до тех пор, пока не покидаю место дискуссии под предлогом того, что мне надо отдохнуть у себя в кресле, в изоляции.
Как-то однажды доктор Морено мне сказал, в самом начале, чтобы я старался прилечь после еды. “Когда путешествуешь на самолете, не сиди скрюченным, откинься”. И я строго это выполняю. Я уже привык, и мне не стоит никаких жертв соблюдать требования приема пиши, положения тела, того, что необходимо в данный момент.
Сейчас в ванной комнате у меня нет никаких медикаментов, за исключением тех, что мне предписаны. Я хочу сказать, что для меня не существует даже аспирина. И я знаю, что если я подхватываю простуду, то я не могу делать ничего, кроме как находиться в постели, отменяя ближайшие выступления.
Раньше я пел даже безголосый, с кишечными нарушениями, с лихорадкой или накаченный антибиотиками. Отменять? Такого слова не существовало в моем лексиконе. Теперь же существует. Если невозможно выступать, я и не выступаю. Обязательная и необходимая строгость этого требует.
К счастью, я редко простужаюсь.
