La tarde con Alaska.1987
ВЕЧЕР С АЛЯСКОЙ. 1987
Аляска. - А после этой песни он уже будет здесь. "Qué sabe nadie".
"Кто может знать" – это то, что я сейчас чувствую. Этого заслуживает триумфальный приход Рафаэля.
Р. - Добрый день, добрый день.
А. - Не буду говорить, какая честь для нас видеть тебя здесь, потому что я это говорю своими глазами.
Р. - Кроме того, ты мне столько раз говорила это везде, в том числе в газетах, что я на самом деле ошеломлен. Ты знаешь, что я очень хорошо отношусь к тебе, очень тебя уважаю и хотел бы что-то сделать с тобой... имею в виду, спеть. Когда-нибудь, но скоро.
А. - Это, конечно, остается в силе, и ты знаешь, что это абсолютно взаимно. Не знаю, я когда-то уже говорила об этом, что есть вещи, которые проходят, не оставляя следа, а есть такие, что сколько бы не слушал, мурашки бегут по телу. И ты не можешь не заплакать, не вскочить... Вот это для меня Рафаэль. Рафаэль, мы тут смотрели видеозаписи – неизданные – для испанского телевидения...
Р. - Для испанского – да.
А. - Скажи, а то все хотят знать, это снято на Бернабеу?
Р. - Да, это был концерт...
(Отсутствует фрагмент записи - прим., пер.)
... настоящая вместимость стадиона Бернабеу. Это было по случаю 25-й годовщины. Это был очень важный концерт, как жаль, что он не заснят весь, с начала и до конца. У каждого концерта есть свой особенный накал. Нужно начать так, чтобы закончить блестяще, но по-другому. Но в любом случае, моя карьера ведь продолжается... Я только что приехал из Соединенных Штатов, где был в длительном турне. Я приехал, потому что мой сын идет к первому причастию завтра, а в следующее воскресенье я уезжаю на "коротенькие" гастроли – до апреля следующего года.
А. - Ничего себе – "коротенькие"! Это чудесно – видеть, как тебя везде любят! Я – мексиканка и, естественно, узнала тебя в Мексике, потому что там жила, пока не приехала в Испанию. Фурор Рафаэля – это нечто постоянное и продолжающееся. Последний раз я имела удовольствие видеть тебя, хотя ты меня не видел, потому что я смотрела телевидение, а ты как раз выступал там, – это было именно в Мексике, в одной программе, как наша "Добрый день". Она называлась, кажется, "Латинский мир". Там был телемост с Майами, потому что ты был в Майами, и ты там рассказывал... я хочу услышать эту историю снова, потому что мне очень понравилось. Ты только что приехал тогда с фестиваля "Viña del Mar".
Р. - Это был незабываемый опыт, потому что у меня был заключен контракт с Viña del Mar еще в августе прошлого года, но тогда еще не было ясно, каким будет фестиваль. В последний момент они все изменили, и тогда поняли, что пригласили Рафаэля – артиста драматического и... мелодического... а это должен был быть фестиваль рока, и Дэвида Коперфилда ждали... и мне не оставалось ничего другого, как петь рок. И произошло то, что мне дали не один, а два "Серебряных факела", и публика двадцать минут просила дать мне еще "Золотую чайку", а такой премии тогда не существовало. И представители мэрии Винья дель Мар вынуждены были выйти, чтобы объяснить этим шестидесяти тысячам зрителей, что премия не существует, но что в следующем году ее сделают, и когда я снова приеду, то мне ее вручат в первый же день... Так что это был опыт очень приятный, очень позитивный в моей карьере.
А. - Это наводит меня на мысль: есть ли какой-нибудь музыкальный стиль, который ты не исполнял?
Р. - Ну, я... когда начал петь, то пел твист, пел рок, пел все, что "под руку попадалось". Даже пел арию из оперы "Паяцы" Леонкавалло. Не думаю, что есть что-то... я пел сарсуэлу, когда для телевидения сделали по "Голубке" [La verbena de la Paloma" - прим., пер.], я там исполнял две роли: Фелипе, кавалера, и роль старика дона Иллариона. Так что думаю, что очень мало есть музыкальных стилей, которые я еще не пел. Даже немного фламенко пел, потому что я ведь андалузец и обожаю это. Пою "rancheros" твоей страны. Да, мало есть вещей, которые я не... может, это и плохо, но я решаюсь петь все.
А. - Да уж... вот что значит звезда! Звезда – она и есть звезда...
Р. - Звезды – на небе.
А. - Ну, некоторые из них здесь, прямо рядом со мной, это точно. Когда ты понял, что станешь звездой, потому что это такая вещь, что иногда приходит какое-то озарение, иногда кто-то говорит об этом? Я уверена, что тебе не надо было, чтобы кто-то говорил...
Р. - Я пою очень давно, с четырех с половиной лет, а в девять лет я получил премию в Зальцбурге в Австрии как лучший голос Европы. Но тогда я еще не думал ни быть певцом, ни о чем таком. Это был шатер одного передвижного театра, где во время спектакля "Жизнь есть сон", я помню, я почувствовал "зов театра" и сказал себе: я должен быть актером. Это моя жизнь – мир театра. Но поскольку я еще немного пою, то использую голос в своих выступлениях, потому что я всегда говорю, что песня – это трехминутный спектакль.
А. - Поговорим сейчас о драматическом искусстве. Ты снялся в большом количестве фильмов, но уже давно мы не видели, чтобы ты что-то играл.
Р. - Да, уже шесть лет... нет, семь лет я не снимался. Последний раз это была короткая серия из трех эпизодов для телевидения Мексики, за которую я имел честь получить премию как лучший актер года. Естественно, меня озвучивал Пестарсо [Ignacio Pez Tarso - прим., пер.], поэтому было легко. Но премию все-таки дали Рафаэлю. Я снова буду сниматься, когда стану немного старше и смогу играть роли "отцов", то есть когда стану старше и смогу играть более серьезные, драматические роли – тогда снова буду сниматься. Потому что на самом деле те фильмы, в которых я снимался... их, конечно, снимал Марио Камус, один из лучших наших режиссеров... эти фильмы, конечно, были очень милые, но не такие, в которых я бы сейчас стал сниматься.
А. - Я вот вспомнила об этой актрисе, Ким Бессинджер, она блондинка, так вот она перекрасилась из темного цвета, чтобы ей больше не предлагали роли фатальных красоток, и она говорит, что это закончилось, а когда она захотела играть серьезные роли, то снова покрасила волосы...
Р. - Слушая тебя, я подумал, что надо мне с ней проконсультироваться: Может, можно нарисовать несколько морщин – на лбу и вот здесь. Тогда, может быть, я получу какую-нибудь серьезную роль...
А. - Харáктерную...
Да, с современными техническими средствами это можно сделать... Я помню, мы говорили о Мексике. Когда ты приехал, и мы тебя узнали, то повсюду возникли тысячи конкурсов твоих имитаторов. Не знаю, существовал ли этот феномен в Испании, потому что я тогда здесь не жила.
Р. - Много "рафаэльчиков"...
А. - Да, много "рафаэльчиков". Некоторые из этих "рафаэльчиков" даже сейчас являются "первыми лицами" в своих странах, что очень смешно.
Я хочу сказать: что, никто не смог после тебя создать новый исполнительский стиль? Твой стиль – это соединение силы драматической интерпретации и манеры исполнения, что составило гигантскую школу, и лучше еще никому не удалось сделать. И прошли все эти годы.
Р. - Двадцать семь лет. Знаешь, что я понял, пока ты говорила? Когда я первый раз вышел петь, я тогда еще короткие штанишки носил, но уже тогда я делал движения руками. А тогда певцы, которые назывались "cruners", пели на танцах, а руки у них были, конечно, в карманах. Поэтому, когда меня видели, то обращали внимание сразу и думали: о, этот... не такой, как все. И с тех пор, если не считать "рафаэльчиков", которые более или менее так же, как я, двигают руками, не появился другой, скажем так, революционер в музыке, по крайней мере, латинской. Но они должны появиться. Однажды кто-то придет, мужчина или женщина, и произведет взрыв, как Рафаэль в 62-м году.
А. - Ну, не знаю, не знаю, согласна ли я с тобой в этом смысле. Потому что я все вижу, мне кажется, что очень трудно будет... я даже думаю, что невозможно тебя превзойти.
Р. - Не знаю. Не превзойти, потому что Рафаэль, несомненно, всегда останется Рафаэлем, но другой человек и в другой манере может произвести такой же шум и такую музыкальную революцию. Например, обрати внимание, какой переворот произвели "Duo Dinámico", очень успешные в свое время. Молодежь, молодые люди, среди которых и я, конечно, вспомнили их песни и стали покупать их диски, причем в огромных количествах.
А. - Это очень интересный феномен: во всех странах мира, в том числе в Испании, наиболее почитаемыми становились люди из прошлого, и происходило это после некоторого периода забвения. Но ты – другое дело... наиболее яркий пример этого, что журнал "La luna de Madrid", который был образцом постмодернизма, очень был заинтересован в тебе и добился интервью. Как тебе понравилось это интервью? Ты знал этот журнал?
Р. - Мне показали этот журнал, и уже через месяц я дал интервью там. Было довольно интересно, потому что я человек, открытый для всего нового. Из нового я беру то, что мне нравится, а остальное оставляю в стороне. Но я всегда открыт для новых тенденций, для всего... Знаешь, я всегда стремился не отставать. Конечно, я понимаю, что моя индивидуальность очень сильная, я не могу измениться, но я могу эволюционировать понемногу и постоянно, и я думаю, что именно поэтому уже двадцать семь лет меня терпят зрители во всем мире.
А. - Ты сказал "во всем мире", действительно, ты – один из первых, кто имел международный успех и открыл такие музыкальные рынки, как Россия. Сейчас весь мир говорит о России и еще о Китае, как о новых рынках...
Р. - Я-то с ними знаком еще с 69-го года...
А. - Тебя ведь обожают в России, я это знаю. Как выглядит изнутри общество, в котором не являются обычными такие развлечения, как у нас: музыкальные концерты нашего стиля и так далее?
Р. - Знаешь, русская публика меня безмерно удивила. Я боялся ехать туда с концертами. Боялся, потому что они ведь не понимают мой язык. И если я могу петь на английском, французском, итальянском, то по-русски я не знаю ни слова. Но должен признать, что по-настоящему важным в моей карьере был концерт в Ленинграде. Это было похоже на то, как было на стадионе Бернабеу: почти полчаса русская публика стоя аплодировала мне. Русская публика очень... очень... как тебе сказать... очень культурная, они очень много понимают, они потрясающее уважение соблюдают, никогда не аплодируют и не говорят ни слова, пока не прозвучит последняя нота...
А. - Хотелось бы, чтобы было много времени, чтобы поболтать. Я хотела поговорить о Наталии, о детях, потому что думаю, что люди, которые любят тебя, так же любят и твою семью.
Р. - Думаю, что семью они любят больше, чем меня.
А. - Ну, не знаю...
Р. - Потому что они лучше меня.
А. - Скромный... "до мозга костей".
Р. - Нет, просто так меня будут считать хорошим...
А. - Ты очень хороший, даже не нужно, чтобы я это говорила. Для меня это было чудесно – встретиться здесь с тобой.
Р. - Для меня тоже, ты знаешь, что я тебя люблю, ценю, восхищаюсь тобой. Мне очень нравится, что у меня на концертах бывает твоя публика, так что вдруг мне звонит кассирша из театра, где я выступаю, и говорит: сеньор, тут такая публика пришла, мне кажется, что они ошиблись концертом. А я говорю: это мне как раз и нравится.
А. - Конечно, да. Вас я тоже всех люблю, было чудесно общаться с вами все эти пять дней. И, чтобы закончить, мне остается только погасить свечу...
1987
Перевод Надежды
Опубликовано на сайте 08.09.2010
