А Coruña. Аgosto 2009
А КОРУНЬЯ. АВГУСТ 2009
Первый день моего пребывания в А Корунье был наполнен многими событиями. Мы побывали у Ракель дома. Мне очень хотелось посмотреть, как она живет. Но больше всего меня потрясла фотография изумительно красивой женщины в гостиной в обнимку с Иглесиасом! “Ну, что делать, если моя мама его очень любила!” – сказал Ракель грустно. - “Убрать не могу...” А во всем остальном в доме царил Рафаэль.
Потом обедали в ее хамонерии. Это необыкновенно уютное и милое место и, надо заметить, очень популярное в городе. (Я абсолютно убеждена, что хамон у нашей радушной хозяйки - самый вкусный во всей Испании!) Впервые я сюда попала годом раньше. И тогда наша общая фотография появилась в газете на следующий день, фотография всех членов Ассоциации, приехавших в город. Были даны еще и комментарии о двух русских дамах (о Светике и обо мне), пересекших Европу, чтобы присутствовать на концертах любимого артиста.
Должна сказать, что Ракель очень известный человек в А Корунье. Я уже говорила о ее потрясающем организаторском таланте. Столь же оперативно она назначила очередную встречу с корреспондентом в ее ресторанчике, где нас опять сфотографировали для будущего номера. Несколько позже я ей сказала, что, по моему мнению, ей следовало бы командовать, если не министерством, то, как минимум, большим департаментом. Она лишь грустно улыбнулась в ответ. Забегая вперед, добавлю, что считаю совершенно несправедливым решение о присуждении главной награды Ассоциации в этом году другому кандидату. Я видела Ракель в деле. А это дорогого стоит! Горько, что не она победитель…
Ну, а потом меня забросили в гостиницу, которая располагалась практически рядом с местом, где вечером начинался фестиваль. Мне она не очень понравилась. Тем более, что, уезжая из “Атлантики”, я заказала себе там номер на следующий день. Но временное пребывание около главной площадки музыкального праздника создавало определенное удобство: можно было осмотреться и понять, как все произойдет, когда Рафаэль даст свой концерт.
Когда я вышла прогуляться и добралась до арены фестиваля, часы показали начало седьмого. К моему удивлению, около сцены, смонтированной прямо на пляже, уже толпился народ. Я про себя это отметила, чтобы утром обсудить с испанскими подругами вопрос о том, когда нам надо прибыть на место. Очень не хотелось остаться в дальних рядах. Побродив по городу, зашла в номер посмотреть выпуск новостей – шумиха о скандале набирала обороты. Ближе к вечеру, снова отправилась на улицу.
Наступили сумерки, и народу заметно прибавилось. Но, когда я приблизилась к сцене, толпа стала такой плотной, что продвинуться дальше ни по пляжу, ни по набережной не представлялось возможным. Дело шло к началу выступлений. В основном, здесь были молодые люди, хотя попадались зрители и более старшего возраста. Мне стало немного страшно. Я думала о завтрашнем дне, и очень не хотелось, чтобы будущее сравнение сложилось не в пользу нашего певца…
По моему убеждению, Галисия неподдельно любит Рафаэля. Я много раз слышала странные рассуждения о равнодушии северян к нашему артисту. Нет, друзья мои, это глубокое заблуждение! Я уже упоминала, что годом раньше, в холодном апреле, я видела удивительный прием, который оказали ему зрители на двух концертах. Страшная простуда после гастролей в Доминиканской республике ставила под сомнение саму возможность выступлений. Но Рафаэль есть Рафаэль. Он знал, что публика его ждет, что концерты широко анонсировались, и он, несмотря на очень плохое самочувствие, решил петь.
Я помню нашего артиста перед первым концертом. Он был сдержан и молчалив, и глаза его оставались грустными, даже когда улыбался. Наши испанские друзья, зная, что я приготовила небольшой подарок, решили, что его обязательно надо сделать, чтобы хоть немного порадовать артиста. А привезла я тогда тарелку с образом Серафима Саровского из Дивеевского монастыря. Я отдала ее Рафаэлю со словами, что верю, что наш православный святой непременно поможет и придаст ему сил.
Набережная и пляж, где вечерами проходил фестиваль.
И даже теперь, побывав на более чем двадцати концертах, я могу с уверенностью сказать, что тот, в Галисии, стал весьма запоминающимся. Вечер был пронизан какой-то неповторимой атмосферой, негромкой, скорее интимной. Наш певец много общался с залом. Это был доверительный разговор очень близких друзей. Публика знала, что петь ему трудно, что простуда еще не прошла, и принимала его с таким радушием и душевным трепетом, что на глаза наворачивались слезы. Мне в память врезался необыкновенно милый момент, когда в одной из песен Рафаэль поменял слова, вставив название города, но сбился, рассмеявшись. Решил начать сначала, отказавшись от изменений. Но публика закричала, чтобы он повторил так, как и в первый раз. И артист снова не выдержал, расхохотавшись громко, заливисто. В третий раз все получилось с текстом так, как хотела аудитория. И как же это понравилось зрителям!
А на следующий день, когда самочувствие Рафаэля заметно улучшилось, концерт превратился в подлинный триумф. Овации сотрясали стены театра, и голос нашего певца лился широко и свободно, раскатываясь по залу во всей своей мощи и неповторимой красоте. Я сидела на первом ряду и вдруг почувствовала сверлящий взгляд артиста в паузе между двумя песнями. Он словно хотел спросить меня, как я посмела сомневаться в его успехе накануне. И я… я, не выдержав, смущенно опустила глаза, потому что он был прав... Так ли это обстояло на самом деле или мне все только лишь показалось, утверждать сегодня не берусь. По крайней мере, тогда я так чувствовала. И этот пронзительный, твердый, победительный взгляд уверенного в своих силах человека, думаю, не забуду никогда.
И вот теперь, спустя год, снова возникает вопрос, а что завтра… Что же будет завтра?..
Ночью фестиваль грохотал и безумствовал часов до четырех утра. Не могу оценить должным образом качество музыкальной части мероприятия, но было громко!..
Уснула я крайне поздно. Утром же отсыпаться не пришлось, поскольку очень многое наметили на день. Вскочив с постели, быстро собралась и, бросив вещи в такси, через несколько минут вошла в “Атлантику”.
Толком не распаковав чемодан, оценила уют номера, лишний раз согласившись с выбором Рафаэля, и спустилась вниз. Меня уже ждали…
Мои испанские подруги выяснили, что Рафаэль решил отказаться от традиционной дневной репетиции, как и в Понтеведра. Слишком большое количество народа было в это раскаленное утро на пляже около сцены фестиваля. Мы поняли, что увидим его только на концерте, потому что проводить перед началом не сможем – нам предстояло в нужное время быть на берегу.
И началась сумасшедшая круговерть событий того уникального дня.
Мы снова побывали в хамонерии у Ракель, потом в каких-то магазинах и купили большой зонт на случай, если придется оказаться на солнцепеке. Потом обедали в ресторане и около пяти, довольно усталые, прибыли на место.
Публика еще не начала собираться, но многие отдыхали у прохладной воды - загорали и плескались в океане. Мы спокойно расположились в тени привычного для нас металлического заборчика. А Ракель снова вернулась к себе в ресторан, чтобы обеспечить нашу команду съестным на весь оставшийся период длительного ожидания.
Я по своему обыкновению открыла учебник испанского и даже успела кое-что почитать. Но потом подумала, что надо бы хоть немного почувствовать Атлантику, и, закатав брюки, пошла к кромке берега, чтобы зайти немного в воду великого океана и слегка вообразить себя Жириновским. Впрочем, на сей раз океан был не Индийским. И монетку не забыла бросить - вдруг поможет, и еще вернусь сюда! Очень уж мне нравится эта гостеприимная земля.
Постепенно народ начал подтягиваться к концерту. Около меня устроилась милая дама с пластинкой Рафаэля 90-х годов. Она мечтала ее подписать. Я ее весьма разочаровала, сказав, что такого случая – увы! – не представится. Слишком хорошо я знала, что на концерте это невозможно.
Мы много беседовали обо всем. К тому времени я обрела изрядную наглость, считая, что могу свободно объясняться на “кастильском”. Но самое поразительное – меня понимали! Да и я сама довольно легко схватывала, что мне хотят поведать. (Уже несколько позже, даже входя в гостиницу, я забывала перейти на свой привычный, спасительный, английский!) Бывают же в мире чудеса…
Некоторые, наиболее опытные господа из публики проявили чудеса предусмотрительности и явились к сцене с небольшими складными креслами. Впрочем, подобное я имела удовольствие пронаблюдать и в Понтеведра. Видимо, такие мероприятия – явление достаточно частое для этих мест. А опыт – великая вещь!
И тут ко мне подошла Ракель… “Наталья, надо дать интервью для газеты!” Я изумленно уставилась на нее. А в это время ко мне пробирался корреспондент… Трудно передать, что я почувствовала в тот момент. Но сознание, что представляю весь неиспаноязычный мир, что я должна олицетворять мировую славу нашего певца придавало мне храбрости. Я все-таки предложила перейти на комфортный для меня английский, но журналист, сначала согласившись, через полминуты попросил вернуться к более знакомому ему языку. И теперь начались адовы муки для меня.
Соседка сунула мне в руки свою пластинку. Окружающие решили, что с ней я буду смотреться много эффектнее, и я послушно подчинилась. Но мои страдания с прессой на этом далеко не закончились.
Не прошло часа, Ракель привела нового корреспондента с тем же самым текстом. И все повторилось сначала. К тому времени потянуло заметной прохладой, и я, не долго думая, одела сверху замечательную черную майку с большими золотыми буквами имени любимого артиста. Меня так и запечатлели с этой надписью. Тогда я еще не отдавала себе отчета, какой эффект производит этот, как мне казалось, весьма скромный наряд. Наутро оба издания вышли с моими фотографиями, на одной из которых у меня на груди ясно прочитывалось “Raphael”. Второму журналисту я сообщила, что странный скандал вокруг присутствия нашего артиста на фестивали меня поражает, потому что выступление певца такого масштаба может оказать только честь любому мероприятию, в котором он сочтет возможным участвовать. Репортеру это очень понравилось. Мне показалось, что он любит Рафаэля.
Так тянулись часы перед концертом…
Я решила прогуляться по набережной, чтобы чуть-чуть размять ноги, а Ракель легла вдоль нашего излюбленного заборчика, чтобы сберечь место. (Зрелище, доложу я вам, достаточно запоминающееся!)
Я пересекла пляж, поднялась по лестнице и двинулась в сторону кафе. И вот тут я заметила, что появление моей скромной персоны в черных джинсах и черной майке начинает вызывать некоторый, весьма заметный ажиотаж. Люди оборачивались, указывали на меня друг другу, и я чувствовала, что смотрят даже вслед. Только тут я осознала, что золотое сияние любимого имени красноречиво свидетельствует о причине моего пребывания на берегу. Несколько смутившись, я побоялась слишком отдаляться от места нашей постоянной дислокации и поспешила вернуться к подругам. И как выяснилось, вовремя! Занавес сцены был задернут, и через мгновение мы увидели, как наш певец проследовал из служебной пристройки. Репетиция начиналась…
Рафаэль решил провести ее без зрителей, поскольку, в отличие от Понтеведра, здесь собралось много публики. Ветер подул и приподнял полотно прямо рядом со мной, и я увидела, стоявшего посреди сцены артиста. А он увидел меня… Я почувствовала себя несколько неловко, словно подглядываю за ним в очень личный момент. К счастью, сотрудники поспешили все поправить, и уединение в творчестве нашего артиста было успешно восстановлено.
Но, если зрительно аудиторию получилось как-то изолировать, то, что делать со звуком, не знал, наверное, никто. Его же не выключишь, если репетирует сам Рафаэль… Голос певца полился неожиданно, широко, разворачиваясь во всей своей многообразной палитре и потрясая живым, реально ощущаемым присутствием. Я обратила внимание, как резко оборвались разговоры и люди замерли, боясь пропустить хоть мгновение из удивительного таинства, свидетелями которого они оказались столь счастливо. Насладиться нам позволили только одной, вступительной песней. Я нескоро вышла из оцепенения и бросилась набирать по мобильному, чтобы Светик успела услышать хоть чуть-чуть, но было слишком поздно - все уже завершилось…
А нам предстояло ждать еще довольно долго. Очередное явление Ракель и ее решительное “Vаmos!” мне сообщило о том, что опять придется общаться с прессой. На сей раз это было Интернет издание “La Voz de Galicia”. Я вяло пыталась отговориться, что утомлена, что выгляжу ужасно после длительного сидения на жаре, прекрасно понимая при этом, что мое сопротивление изначально обречено, если моя энергичная подруга считает, что я должна это сделать. Мне оставалось только сдаться.
Еще по своему давнему телевизионному опыту зная, что меня категорически нельзя снимать очень крупным планом, я пыталась скорректировать свое положение относительно камеры, но журналист меня не захотел понять. И результат был лишь один – мои близкие друзья сильно испугались на счет того, все ли благополучно у меня со здоровьем. А ларчик-то просто открывался…
Я с той самой пластинкой в руках после "интервью".
Бодро изложив, что “Raphael es el mejor cantante del mundo”, я попыталась рассказать о его успехе в Москве в июне этого года, а также объяснить, как давно прославился певец в нашей стране и почему приезжаю в Испанию так часто. Честно говоря, сильно сомневаюсь, что репортер до конца понял, что я ему старалась втолковать. Но, по крайней мере, свой долг перед любимым артистом я выполнила. Или сочла его таковым…
Солнце медленно уходило в сторону океана, и все больше зрителей стекалось к фестивальной площадке. Я видела, что лучшие точки обзора на набережной давно заняты и все дальше и дальше от сцены останавливались пришедшие на пляж. Метрах в 60-70-ти от нашего заборчика находился огромный экран, на котором должен транслироваться концерт. В ином случае стоящие там рисковали вообще ничего не увидеть. И вскоре все пространство было густо усеяно зрителями. А вот ситуацию за экраном оценить не представлялось возможным. Только на очень большом расстоянии, метрах в 300-х, песчаная полоса немного брала вверх и потому была различимой. Но пока она оставалось пустой… Меня это сильно расстроило, так как вечером накануне там тоже присутствовали люди, хотя они казались не слишком многочисленными.
Ко всему прочему, концерт, ради которого мы устроили “великое сидение”, должен был стартовать в полночь, потому что наш артист как почетный гость выступал вторым. А в 10 вечера нам предстояло услышать достаточно известную в Испании вокальную группу, прославившуюся, насколько я поняла, в 70-е годы. Мне было невдомек, сколько моральных страданий принесет это неожиданное дополнение к программе!
Вовремя или чуть позже группа появилась перед зрителями. Хочу сразу заметить, что артисты мне, действительно, понравились, особенно первая половина концерта. Но практически сразу начали происходить довольно странные вещи. Солистка, дама весьма немолодого возраста, выйдя на сцену, уставилась на меня откровенно сердитыми, даже злыми глазами, о чем соседки справа и слева не преминули сообщить мне на ухо. Думаю, это было очевидно многим, поскольку я находилась в самом центре первого ряда. И мне было явно не по себе. Я не знала, куда и как спрятать надпись на майке, понимая, что причина кроется именно в ней. Другие участники ансамбля тоже не обходили меня своим вниманием, но у них хотя бы выражение глаз не казалось не столь угрожающим.
И что было делать? Я не могла сообразить, как выкрутиться из ситуации, как успокоить весьма неплохую певицу, которой не давало покоя, что у нее под носом торчит зритель, всем своим видом демонстрирующий, что здесь ждут совершенно другую звезду. Да, положение, доложу я вам, хуже губернаторского.
И тогда я приняла единственно правильное, как я считала, в сложившейся ситуации решение: я бросилась энергично аплодировать, периодически выкрикивая “браво” и стараясь доказать, что несмотря ни на что, они отлично поют, и я, являясь абсолютной поклонницей другого артиста, готова и могу оценить подлинное творчество. Соседка справа поведала, кем они в этой самой группе друг другу приходятся: кто – женой, кто – сестрой. Я не слишком сумела уяснить особенности этих сложных родственных взаимоотношений, но, смею заверить, прониклась изрядным уважением к такой многолетней всеобщей верности. Глаза солистки постепенно начали добреть…
Некоторое неудобство состояло еще и в том, что световую партитуру их выступления выстроили своеобразным способом. Верхние софиты заливали светом передние ряды и нас в особенности, оставляя сцену в полумраке. А я, как уже упоминала, находясь в самом центре, неизбежно попадала под ослепительный поток практически первой. Изображение передавалось на экраны, и камеры многократной показывали именно нас как наиболее выигрышный вариант телевизионной картинки. И тут мне в голову пришла ошеломляющая мысль о том, что у Рафаэля в гримерной тоже вполне может быть трансляция, и он сейчас имеет великолепную возможность лицезреть свою ярую поклонницу, визжащую от восторга при виде совсем других певцов. Я почувствовала себя нехорошо совсем! Но было поздно…
После окончания концерта понадобилось небольшое время, чтобы подготовить аппаратуру для нашего артиста. Но ожидание не казалось очень утомительным. Мы обменивались впечатлениями, и особую радость вызывали все прибывающие люди. Они хотели слышать именно Рафаэля и потому пришли позже. Я оглянулась назад – на той дальней кромке пляжа, о которой я упоминала, тоже появились зрители! А это значит, что аудитория становилась практически такой, как и накануне. Меня охватило ощущение чего-то необыкновенного, что ждет Рафаэля и всех нас в этот вечер…
И вот открылся занавес. Мощные удары возвестили начало, и публика взорвалась в едином порыве при появлении слайдов на экране. Крики восторга прокатились над огромным пространством, заполненным бесчисленными зрителями. Каждая фотография вызывала бурный всплеск эмоций, и бушевание людской массы только усиливалось, хотя казалось, что сделать этого чисто физически невозможно.
И тут появился Рафаэль. Не знаю, как описать то, что началось твориться на фестивальной площадке. Я оглянулась назад и увидела, что многие подняли вверх его пластинки и плакаты. Люди приветствовали любимого артиста, и они хотели, чтобы он знал, как они счастливы, что он приехал и будет петь!
Я много раз видела выход нашего певца на сцену. Его улыбка и широко раскинутые руки, словно обнимающие всех присутствующих, всегда настраивали на взаимный контакт. Но в этот раз мне показалось, что он замер, пытаясь оценить размер аудитории, и некоторое время не мог начать вести себя так, как привык делать много лет.
Затем взглянул в сторону набережной, где также бурлила людская масса. Искренняя, озорная улыбка мальчишки, получившего желаемое, сияла на его лице. Думаю, что, даже не начав петь, он прекрасно понимал, что выиграл. Выиграл безоговорочно, окончательно, положив на обе лопатки всех тех, кто хоть на одну секунду мог посчитать, что великий Рафаэль – ушедшая эпоха. Он стоял на сцене триумфатором, а грохочущий зал необъятных размеров орал, вопил, стонал, выражая свои искренние чувства в таких громогласных формах и не желая успокоиться, словно боясь, что артист не поймет, как сильно его любят, как страстно хотели видеть и как открыто просят прощения за прозвучавшие два дня назад нелепые обвинения.
Я смотрела на него и думала, что великий Рафаэль останется таким всегда, потому что никогда в нем не появится равнодушие к своим зрителям, никогда он не устанет от взаимных объяснений в любви. Его творчество этим питается и живет, а потому всегда будет искренним и настоящим.
Нашему артисту понадобилось много времени, чтобы добиться относительной тишины. И он начал петь…
Мне приходилось слышать “50 años después” достаточно много раз, но именно на этом концерте я до конца постигла эмоциональный смысл первой песни. Рафаэль рассказывал о своем пути, пути большого артиста и верности в искусстве себе и своим поклонникам. И это звучало не подведением итогов, а подлинной клятвой или гимном будущему.
Публика принимала восторженно, точно откликаясь на мельчайшую смену настроения артиста. Грустила, когда грустил он, веселилась, когда Рафаэль исполнял свои зажигательные хиты, плакала, когда он страдал. 40 тысяч единомышленников вдоль берега океана и один невысокого роста человек на большой сцене вели трехчасовой диалог о жизни. А Рафаэль..., Рафаэль получал истинное наслаждение от этого общения, видимо, все яснее осознавая, какую величайшую победу он одержал в тот день.
Так прошли три часа искрометного актерского фейерверка нашего непревзойденного мастера. Концерт завершался фактически утром. Зрители, как всегда, долго не желали отпускать своего любимца.
Я не знаю, были ли на концерте те самые пресловутые рокеры, которые устроили митинг, но, думаю, им бы стоило поприсутствовать. Может, они тогда бы, наверное, могли задаться вопросом, способны ли они совершить что-либо подобное, когда окажутся в возрасте нашего певца. Впрочем, у меня есть большие сомнения, что даже в молодом возрасте у них может получиться что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее этот концерт в А Корунье. Для этого надо быть Рафаэлем. А он такой – увы! – один.
Нет, друзья мои, Галисия понимает и принимает Рафаэля! Я свидетельствую и буду неустанно повторять, что это так. Я там была, я все видела своими глазами.
Концерт закончился, и мы бросились к выходу. Мне очень жалко, что я не сумела попрощаться со своими соседями, с которыми успела подружиться. Хочется верить, они великодушно простили мою поспешность и некоторое невнимание. Нам же было необходимо встретить нашего артиста и выразить свои чувства, чтобы он услышал и от нас, насколько великолепно он пел сегодня.
Промчавшись по улицам города, Ракель припарковалась около “Атлантики”.
В гостинице свет приглушили, т.к. стрелка часов начала двигаться к четырем утра. Рафаэль вошел и, увидев нас, прижал палец к губам, показывая, что шуметь нельзя. Мы практически шепотом сказали ему несколько слов благодарности. Да и сам он знал, насколько значимым было его выступление. “Надо спать, надо спать!” – повторил наш артист несколько раз. И это было правдой. Постояв немного на улице с Кристианом и обсудив прошедшее, мы разошлись. Монсе я забрала к себе в номер, остальные отправились ночевать к Ракель.
Но уснуть я не могла очень долго – слишком много впечатлений накопилось у меня за прошедшие дни и, особенно, за минувший вечер.
Утром мы выскочили из номера в начале одиннадцатого. Вскоре спустился и Рафаэль. Одна из местных дам (честно сказать, я не очень поняла, кого она представляла) привезла ему подарок - фарфоровую бутылку с каким-то напитком, чтобы вручить лично.
Это заняло буквально несколько минут, и наш певец направился к машине. Мы попрощались с ним, кто до Бильбао, кто до Барселоны. Я не могу сказать, что он находился в очень хорошем настроении. Меня это несколько удивило, потому что после такого оглушительного успеха любой артист, наверное, просто бы сиял от счастья. Но наш другой…
Жизнь для него продолжалась, и предстояли новые выступления. И не всегда организационная сторона концертов складывается успешно. Видимо, срыв выступления в Кадисе серьезно расстроил его планы. Он снова думал о будущем…
После отъезда Рафаэля мы как-то притихли. Пошли выпить кофе и немного поделиться впечатлениями. Пролистали газеты, которые с утра успела купить Ракель, полюбовавшись на наши многочисленные фотографии в различных изданиях. Все сошлись во мнении, что мои получились весьма удачными. Но в целом говорили мало. Всем было грустно. А потом я засобиралась – мне следовало ехать в аэропорт. Но Ракель, наша милая Ракель сказала, что сегодня она мой водитель. Я была бесконечно тронута вниманием моих подруг, когда они решили поехать, чтобы меня проводить.
Забежав в гостиницу взять чемодан, я снова поразилась чувству пустоты, которое охватывает каждый раз, когда Рафаэль уехал. Самое уютное помещение мгновенно становится холодным и чужим… Ведь его, действительно, здесь уже не было…
Дорога до аэропорта заняла минут десять, и вскоре, нежно обнявшись с подругами и договорившись обязательно встретиться в сентябре в Барселоне, я зашла в терминал.
У меня оставалось немного времени. Я погуляла по залу и заглянула в газетный киоск. Подумала, что, наверное, следует купить лишние номера – вдруг кому-нибудь будет интересно. (Правда, до сих пор таковых не нашлось...) И тут я разревелась… Меня охватила безумное отчаяние и тоска от мысли, что все закончилось, что эти сумасшедшие дни пролетели молниеносно, что, может быть, для меня это в последний раз. Слезы лились ручьем. Я нацепила на нос темные очки, надеясь, что не буду окружающим слишком бросаться в глаза своим видом.
Короткий полет, и я снова в Мадриде. Но прекрасный город на этот раз совсем не радовал. Я бесцельно ходила по улицам, меня не привлекали ни кафе, ни магазины. Мне было, чем заняться, только сил ни на что не находилось. Надо признаться, что такое состояние меня настигает всегда, когда я уезжаю из Испании. Чуть раньше, чуть позже, но его не избежать. Но в тот раз накатило что-то страшное. Я безумно остро ощутила всю глубину безысходности, весь трагизм невозможности повернуть время вспять.
И тогда… тогда я вспомнила гениального Марселя Пруста. Его спасительная мысль о том, что наша жизнь – это не сам процесс, яркой вспышкой пронеслась у меня в голове. Истинная жизнь наступает, когда мы переживаем минувшее в своих воспоминаниях, многократно возвращаясь к прошедшему, вновь и вновь восстанавливая в памяти мельчайшие детали. Мы остаемся в тех минутах, которые стали для нас самыми значимыми, самыми дорогими. И тут я осознала кое-что важное еще - я осознала правоту великого писателя, когда поняла, что осуществить это можно точнее всего, когда переносишь на бумагу. Именно тогда происходит своего рода материализация, овеществление зыбких, вечно ускользающих мгновений в бесконечно раскручивающейся ленте времени. Только так можно их остановить и сохранить. Только так они остаются с нами навсегда. Ну, что ж… Наверно, так и надо… Значит, надо писать...
Natalia А.
Видео автора
Фото Ракель Андреу, Светланы Дубенской, Мигеля Де Виго
Опубликовано на сайте 28.03.2009
Дополнительные видеоматериалы:
blogs.lavozdegalicia.es/verano-movil/articulo/general/2009/08/14/raphael-actua-en-el-noroeste/
