Entrevista con Raphael. 1999
ИНТЕРВЬЮ C РАФАЭЛЕМ. 1999
Журналист. - Рафа, у нас что-то происходит. «Бывшие» возвращаются слишком активно.
Рафаэль. - Ну, наверно, новых звезд не очень много, чтоб ты знала. Например, Мигель Риос сейчас лучше, чем когда бы то ни было. О Серрате я и не говорю. Серрат не лучше, чем когда бы то ни было, потому что он всегда был хорош, но на нем отлично сказывается течение времени. Ана Белен мне кажется фантастической. А Росио – что мы можем сказать о Росио? Голос у Росио Хурадо с каждым разом все очаровательнее. А Дуркаль... уф, Дуркаль потрепала Америку... Это правда – я бы поставил на Алехандро Санса, который тоже восхитителен.
Ж. - Все восхитительны. Да?
Р. - Не все. Из новых мне нравится Алехандро Санс, потому что он работает божественно, я бы спел его песни... Но что правда, то правда – мы, старички, хороши как никогда. Мы природные феномены. Внезапно наступают полосы везения, которые делают rrrrassss, и выдвигают тебя на первый план. На моем последнем диске есть песня, в которой говорится: "Знаешь, что происходит? Что ничто не уходит". Ну и я скажу то же самое: что ничто не уходит.
Ж. - Тогда Вы согласитесь, если я буду обращаться к Вам, называя вас «бывшим»?
Р. - Постой - я не считаю себя «бывшим», потому что я не на пенсии и никогда там не был. Напротив: уже давно у меня не было ни одного свободного дня. Концерты у меня расписаны больше чем на год вперед: день, еще день, и еще, никогда не останавливаясь. Теперь я по все стране делаю то, что в Соединенных Штатах называют previus (упреждение) а сейчас с размахом выступаю в Мадриде. И начинаю все сначала. «Бывший» не вынес бы такого напряженного графика...
Ж.- Но эта ретро-меланхолическая тенденция становится слишком заметной. В ночных клубах самая радикальная молодежь держит песни Рафаэля, Антонио Молины или бродяг, чтобы ставить их в четыре часа утра, когда уже весь мир начинает заводиться.
Р. - Не говори мне о ночных барах, потому что я с ними знаком. Моего сына Мануэля там встречают на ура каждую ночь. Но я не знал, что пьяные и разочарованные в жизни люди сочетаются с песнями Рафаэля и Антонио Молины. Это звучит приятно или отвратно... Все зависит от...
Ж. - Это ни от чего не зависит. Это так.
Р. - Пару лет назад, когда я готовил несколько концертов в Мадриде, мне позвонила одна кассирша из Дворца Конгрессов, чтобы сказать мне: «Рафаэль, в очереди попадаются очень странные люди, бритые наголо или с зелеными волосами"... Тогда я ответил ей: "Не волнуйтесь, дорогая. Это моя публика".
Ж. - Бритоголовые от Вас тащатся? Боже мой, надо ж такое услышать.
Р. - Это ребята Аляски. Мой самый большой поклонник в этом мире – это Аляска. В день концерта, о котором я рассказываю, когда я уже был готов выйти на сцену, я услышал очень громкие аплодисменты, безумные, и повернувшись, увидел, что это был английский поп-певец, очень известный, который пришел в сопровождении Аляски.
Ж. - Ну это все как-то не сочетается.
Р. - Было бы нормально, если бы приходили парочки или супруги, но, видите ли, у молодого поколения вдруг возникает такие внезапные порывы... Если хорошо подумать, это льстит тому, кого они выбрали, пусть даже для того, чтобы тащиться от него на рассвете.
Ж. - Конечно, для своих детей Вы не являетесь музыкальным кумиром.
Р. - Вы ошибаетесь.
Ж. - Не верю.
Р. - Поднимитесь со мной в их комнаты и увидите. Старший, Хакобо, хранит в норке все свои CD. Я их не считал, но, скажу, что большинство из них принадлежит Стингу и его отцу. У Мануэля, младшего, тоже много моих дисков. Мануэль играет на ударной установке в ансамбле, который называется In fraganti. Они репетируют дома, и когда я иду по коридору и слышу их, я улыбаюсь и ничего не могу с этим поделать. Это группа исполняет версии моих старых песен, которые я пел в 14 или 15 лет, но в стиле heavy metal. Одна, под названием «Yo no tengo a nadie», звучит очень жизнерадостно и остроумно. Другие, честно говоря, - нет, потому что они слишком грохочут. С девочкой другой дело. Дочка не такой уж мой поклонник, или – скажем так – не очень пылкий поклонник.
Ж. - Вы очень хвалитесь детьми.
Р. - Мануэлю я часто читаю нотации. Он изучает бизнес, и я всегда упрекаю его за то, что он столько времени посвящает музыке. Но он обижается и немедленно отбивает мяч. "Ну посмотри, - говорит он, - пока я не получаю плохих отметок, ты не должен жаловаться". И он прав. Я не могу жаловаться, потому что он хороший студент. У Хакобо все по-другому. Хакобо жутко ответственный, и он взялся за кино с огромным воодушевлением. Недавно он представил в Алькала де Энарес короткометражку. И я поехал посмотреть ее. Так как билетеры меня узнали, мне разрешили незаметно войти, чтобы сесть в последнем ряду. Я много смеялся, аплодировал как безумный и испытывал величайшую гордость. И меня очень вдохновляет, что мой сын – кинорежиссер. В прошлом году он сделал для меня двухчасовой фильм, объехав вокруг света, а в этом году снял видеоклип по первой песне с моего диска, который должен выйти. Девочка, Алехандра, изучает реставрационное дело. Ну что можно поделать: трое моих детей получились артистами. Это логично. У них это в генах.
"Это правда, мы, старички, хороши как никогда"
Ж. - Я все-таки не понимаю, что Вы для них кумир как музыкант.
Р. - Не преувеличивайте. У них свои вкусы, но я тоже им по вкусу. В чем у них нет недостатка – так это в критическом настрое. Как-то по телевизору шла моя передача, они ее посмотрели и на следующий день устроили мне разборку.
Ж. - Они ее раскритиковали?
Р. - Кое-что.
Ж. - Что же?
Р. - Им понравилось, что я не был ведущим и не говорил.
Ж. -А что им не понравилось?
Р. - Можете удивляться – что я был без галстука. Просто они привыкли к моему галстуку в горошек. Но если я надеваю галстук и снимаю его в ходе выступления, это тоже им не нравится. Вообще-то они не строгие. Попросту немного кривятся, когда я делаю какую-нибудь глупость.
Ж. - Признайте – вы делаете кое-какие глупости.
Р. - Мало, подруга. Мало.
«У моих детей свои вкусы, но я тоже им по вкусу»
Ж. - Несколько дней назад вы сделали довольно большую глупость: очень театрально растрепали волосы, танцуя севильянас на Rastrillo.
Р. - Ну и что? Меня попросили и я не мог отказаться. Когда я увидел фотографию в журнале, я попросил ее увеличить, чтобы сохранить ее на память. Тогда они, мои дети, испепелили меня взглядом. "Пожалуйста, не показывай это фото" – сказали они.
Ж. - Возраст играет с вами злые шутки?
Р. - Я пока еще не заговариваюсь.
Ж. - Например, Камилло Сесто надел парик и наряжается как богоматерь из Валенсии.
Р. - Он в самом деле носит парик? Не может быть. Хотя я почти десять лет его не видел.
Ж. - А про Хулио Иглесиа и говорить нечего. Хулио выравнивает лицо крахмалом и одевается в белое, словно идет к причастию.
Р. - Беда Хулио в том, что он слишком много загорает и у него портится лицо. Если это ему нравится и он готов мириться с последствиями – вперед, но он не должен прибегать к обману.
Ж. - А ваша беда, напротив – ваши манеры.
Р. - Моя беда? Что вы имеет в виду?
Ж. - Переизбыток манерности. Могли бы позаимствовать что-нибудь у Наталии, которая является воплощением сдержанности.
Р. - Человек таков, каким он всегда был.
Ж. - Многие из нас спрашивали себя – она, Наталия, не просила Вас по-семейному, чтобы Вы перестали делать или говорить определенные вещи.
Р. - Например?
Ж. - Восхвалять старый режим или из кожи вон лезть с этим манерными аффектированными жестами.
Р. - Да, она мне это говорила. Что касается старого режима, то это была оплошность, за которую я расплатился с полной ответственностью. Кстати, в тот раз я обратился к ней и сказал ей: "Наталия, помоги мне", и она мне помогла. Она с огромной элегантностью встала на мою защиту. И еще я должен уточнить, что мое замечание преувеличили, и что тот, кто его подправил и сделал более резким, - журналист, который был разобижен, потому что он написал для меня текст, а я от него отказался.
Ж. - Кто был этот журналист?
Р. - Я не могу сказать этого. Молчание – это тоже хорошие манеры.
Ж. - Скажите о ком-нибудь плохое, Рафаэль. Пусть даже это будут девушки из Spice.
Р. - В Spice что-то есть, потому что в этой жизни никому ничего не достается даром.
Ж. - У них есть маркетинг.
Р. - Вам этого кажется мало?
Ж. - Голубчик, это обман. А Энрике Иглесиас? Что есть у Энрике Иглесиаса?
Р. - Это явление легко понять. Его публика состоит из тринадцатилетних девочек, которые от него сходят с ума. Его концерты в Испании не пользовались особым успехом, потому что были дорогими и в то же время начинались очень поздно. Но у него достаточно хороший репертуар.
Ж. - А Маноло – голова-колода? Как он тебе?
Р. - Кто?
Ж. - Это певец, который живет в психиатрической больнице. Он пишет на коленке музыку, его выпускают, чтобы он дал концерт, а потом опять сажают под замок.
Р. - Похоже, я решительно превратился в тупицу, который ничего не знает.
Ж. - А Los del Río?
Р. - Мне они по душе. Они правильно поняли свою роль в музыке и извлекают из этого огромную выгоду.
Ж. - Росана?
Р. - Ее внешность ей не соответствует, но песни она пишет очень хорошо.
Ж. - Кому вы завидуете?
Р. - Сфера зависти мне чужда. Я там ничего не терял.
Кармен Ригальт
1999
www.el-mundo.es
Перевод А.И.Кучан
Опубликовано на сайте 17.07.2011
