Raphael: Digan lo que Digan. 1996

РАФАЭЛЬ: ЧТО БЫ НИ ГОВОРИЛИ. 1996

Я считаю, что мой последний диск «Desde el fondo de mi alma» (Из глубины души) – один из трех самых лучших. Во время его записи меня переполняла такая нежность. Меня пробрало до самого сердца и, откровенно говоря, думаю, что тут я отличился» - говорит артист из Линареса о своем последнем альбоме.

«Имитируют всегда то, чем восхищаются. Если мне подражают с добрыми намерениями, я чувствую себя очень польщенным. Но меня раздражает, если это делают для того, чтобы люди посмеялись над грубыми дешевыми остротами, которые им отвешивают» - комментирует Рафаэль.

РАФАЭЛЬ: «Мы, великие смельчаки, обычно очень застенчивы»

Это единственный и неповторимый артист. Со времени его дебюта прошло более тридцати лет, однако его мощный голос и всепобеждающая индивидуальность по-прежнему вызывают всеобщие аплодисменты. Только что он выпустил семьдесят пятый альбом, продолжающий его обширную дискографию - «Desde el fondo de mi alma» (из глубины души), и отмечает его выход длительными гастролями, сентиментальной поездкой по Испании, которая должна наполнить сердца зрителей счастливой ностальгией.

Он тот, чьи песни доходят до нас сквозь года, тот, кто по вечерам своим голосом зажигает яркие свечи воспоминаний, тот, кто заполняет мечтами пустоты нашей жизни, тот, с загадочным упрямством запутывал нашу испанскую социологию музыки; тот, кто все еще заставляет трепетать от ностальгии пары, сердца которых уже окаменели, тот, кто продолжает распахивать настежь широкие врата каждого концерта в величественном апофеозе. Он тот, кто сумел устоять на скользкой вершине успеха, кто удерживает свой лед и мед (т.е. плохое и хорошее – прим.пер.) в сложнейшем равновесии, касаясь руками небосвода и созерцая мир у своих ног; мир, который расширяется до полуокружности, пока не приобретет очертания сцены. Он – единственный, неповторимый, тот, кто все еще изумляет новые поколения. Он по-прежнему победитель, что бы ни говорили все остальные.

Врезка: Хулио Иглесиас всегда казался мне феноменальным. Дело в том, что нас тысячу раз пытались столкнуть лбами. Сначала я думал: «Что же я сделал этому человеку, что он говорит обо мне такие вещи?» С ним происходило то же самое. Сейчас, если мне пересказывают какую-нибудь сплетню, я отвечаю: «Очень хорошо, пусть он сам скажет мне это по телефону»

- Над старой шкурой Испании (сленговое название Испании «бычья шкура» - прим.пер.) дули мрачные послевоенные ветры. Будущее пряталось в окопах, избороздивших землю, и не было другой музыки, кроме бесплодного урчания голода. Когда Рафаэлю было шесть месяцев, его семья, как и многие другие, переехала из Линареса в Мадрид в поисках улыбки судьбы; они поселились в рабочем районе Куатро Каминос. Когда вы открыли для себя, что у жизни ритм и мелодия старинной песни?

- Очень скоро и это при том, что в моей семье никто не увлекался музыкой. Я начал узнавать о ней с четырех лет. В то время была одна школа, которую мои родители не могли оплачивать, так как наша семья жила очень скромно, но там не требовали никакой платы, если ученик вступал в школьный хор. Так что моя мать привела меня туда на пробу и, к всеобщему удивлению, меня приняли в хор. Я прекрасно помню, как в первый раз вышел на сцену – еще бы мне это не помнить! я был одет клоуном, и мой костюмчик порвался сзади – сверху донизу. Постепенно я начал более серьезно относиться к музыке и в девять лет получил в Зальцбурге премию «лучший голос Европы». Но я не думал о том, чтобы стать профессиональным артистом. Призвание, как ни странно, пришло ко мне через театр. Второй состав театра Эспаньол поставил в моем районе передвижную сцену и в одиннадцать лет мне выпала возможность увидеть «Жизнь есть сон» (драма Кальдерона – прим.пер.) Я был так очарован, что сказал самому себе «Я буду актером!»

И словно у Сехисмундо (принц, которого отец запутал, переводя его через день из темницы на трон и обратно, внушая, что это ему лишь снилось вчера - прим.пер.), закованного в цепи героя, который уже не отличал реальность от выдумки, жизнь Рафаэля превратилась в непредсказуемую мечту, в золотой силуэт близкой надежды. Как ему удалось обеими руками ухватить удачу, словно драгоценное сокровище?

- Я начал принимать участие в конкурсах, проводимых на радио, и все их выигрывал. Я много раз пересекался там с Мари Пили Куэста, более известной как Ана Белен, а также с Анхелинес де лас Эрас, она же – Росио Дуркаль. Я вошел в музыку через исполнение песен. Поэтому я всегда говорил, что каждая песня – словно пьеса, длящаяся несколько минут. Помню, как в четырнадцать лет я, пройдя испытание, обернувшееся для меня настоящей травмой, получил профессиональное удостоверение. Когда я вышел на сцену, то еще до того, как я начала петь, жюри, в состав которого входил танцовщик Антонио, сказало «Хватит! Можете уходить!» Я чуть было не расплакался. Я закричал «Вы меня хотя бы послушайте!» Но увидев результаты, я остолбенел: из сорок экзаменуемых был принят я один. Я с ума сошел от радости, хотя ничего не понимал. Много лет спустя я встретился в Мехико с Антонио и спросил его, почему в тот день меня выгнали со сцены и почему приняли, даже не прослушав. Он ответил мне «В этом не было нужды. Человек, который выходит на сцену так, как вышел ты, сумеет сделать что угодно». Честно говоря, не знаю, что уж они там увидели, потому что я не тот артист, который тренируется с зеркалом. Люди могут думать, что все мои жесты и позы отрепетированы, но смею уверить вас - я никогда не смотрелся в зеркало, чтобы разучить их. Вот что правда – это то, что если я делаю что-то, что хорошо смотрится на сцене, то я бессознательно повторяю это снова и снова…

«Мои прожектора, моя сцена…»

- Есть люди, у которых семя успеха просто в крови, он плавает в венах, словно маленький кораблик. У таких людей какой-то особый темперамент, отличный от того, что обычно достается простым смертным?

- Признаю, что я всегда был лидером, всеобщим капитаном для тех, кто меня окружал. Но в то же время я очень робок. Говорят, что великие смельчаки обычно бывают очень застенчивы, и думаю, что в моем случае это совершенная правда. Если сейчас Вы скажете мне «Давай, спой что-нибудь», я отвечу «Здесь? Я еще с ума не сошел!». Для этого мне нужны мои зрители, прожектора и сцена. Я не могу петь перед четырьмя слушателями, я со стыда умру. Тем не менее мне нравится, когда меня вытаскивают на сцену, чтобы сделать что-нибудь другое, пусть даже не имеющее отношения к музыке.

Однажды в Мехико, в театре Бельяс Артес, Антонио попытался заставить меня станцевать румбиту (андалузский танец – прим.пер.), и я, у которого чувства собственного достоинства выше крыши, ответил «Какая румбита? Я всерьез танцую только солеа (андалузский танец – прим.пер.)!» Здорово получилось.

- Карьера Рафаэля с самого начала складывалась удачно, словно он перехитрил этого черного быка удачи. Он возвысился очень быстро и все это время жил на пределе собственных возможностей. В чем же секрет его стабильности?

- Если уж говорить откровенно, с самого начала моей деятельности все давалось мне очень легко; плохими были только первые три месяца. Успех пришел ко мне внезапно и я испугался, потому что думал, что крах может быть столь же неожиданным. Но я здесь. Мой секрет? наверное, он в том, что я никогда не считал себя чем-то большим, чем я есть, и я никогда не упускал ни одной возможности. Удача рядом, она каждый день ждет меня, и я не дам ей пройти мимо! Я всегда ловлю ее, всегда! С тех пор, как юнцом в коротких штанишках дебютировал в мадридском театре Сарсуэла, и до сих пор.

- Черные дни и блистательные моменты, дорога, которая идет своим путем и под солнцем, и в тени. Каким были эти незабываемые дни – хорошими или плохими?

- На сцене у меня никогда не было плохих дней. Публика не должна расплачиваться за мое дурное настроение, если оно и охватит меня. Однако я припоминаю один особенно тяжелый случай. Это было, когда умерла моя мать. Я должен был выступать в Мексике, и я осмелюсь утверждать, что это был день, когда я пел лучше всего – за всю историю моей карьеры. Дело в том, что мои самые приятные воспоминания прочно связаны с моментами, когда я в первый раз выступаю в каком-нибудь месте. Первый концерт в Сарсуэле, в Мадриде; день, когда я пел в Бельяс Артес в Мехико; когда в Австралии я открывал сиднейский театр; первое выступление в Карнеги-Холл в Нью-Йорке или в центре Кеннеди в Вашингтоне, или в Москве, или в Сант-Петербурге, или в парижской Олимпии… Обо всем этом у меня сохранились восхитительные воспоминания. Например, в Мадриде я попросил, чтобы на сцене помыли пол, и они его с таким рвением натерли воском, что когда я вышел, я здорово об него приложился. Но так как меня ничем не остановишь, я поднялся и сказал публике: «Наконец-то я приземлился!», словно это было самым нормальным делом. Пару лет назад меня ударило током во время выступления, и я чудом выжил. Рука у меня отнялась, но я попросил одолжить мне платок, чтобы подвязать ее, и продолжал петь. У меня всегда была хорошая реакция, и я решал любые проблемы на лету.

- Некоторые артисты в ночь перед дебютом страдают от кошмаров и обмороков. У Рафаэля не дрожат коленки, когда ему надо выходить на сцену?

- Нет, нет… На сцене я чувствую себя словно в гостиной собственного дома. Выходить петь на нервах? Нет! а вот с чувством ответственности? Да! В этом я непоколебим. С самого начала моей деятельности у меня было убеждение, что лучшее, что я могу делать в этой жизни – петь. Так что, сеньоры, что есть, то есть. Меня не просят о большем, потому что я и так отдаю им все, чем владею.

Педро Руис

- Из-за очень ярко выраженной манеры петь и двигаться Рафаэль, безусловно, является одним из наиболее часто имитируемых персонажей мира эстрады. Вас забавляют эти пародии или карикатуры на Вас?

- Имитируют всегда то, чем восхищаются. Если мне подражают с добрыми намерениями, я чувствую себя очень польщенным. Но меня раздражает, если это делают для того, чтобы люди посмеялись над грубыми дешевыми остротами, которые им отвешивают. Есть люди, имитирующие меня с большой любовью, как, например, Педро Руис, который для меня словно брат.

Слева по фотографии тест: Испания нуждается в переменах. Нам предстоят тяжелые времена, потому что перестроить столько вещей будет нелегко, но это жизненно необходимо. Чего нам не хватает в этой стране? Нам не хватает сердца. И кроме того, надо носить такие же грубые как у меня, сапоги, чтобы вынести, когда тебе наступают на ногу. Мы так или иначе пройдем по головам соседей.

Второй, также умеющий делать это феноменально, так что, если я закрою глаза, мне кажется, что я слушаю сам себя, - это Фернандо Эстес. Оба мне кажутся очень приятными людьми.

- Сейчас вы закончили записывать семьдесят пятый диск, названный «Desde el fondo de mi alma» (Из глубины души). Что вы чувствуете, созерцая, словно патриарх, это разросшееся музыкальное семейство?

- У меня много записанных пластинок, для них работали девять хороших оркестров, я пел на английском, французском, итальянском и немецком. Есть даже одна на японском. Там, в Японии, у нее был большой успех, но надеюсь, что мне не придется повторять этот опыт: Все вышло ужасно, главным образом потому, что это такой немузыкальный язык. Пластинка назвалась «Amor mio» (моя любовь) и я о ней даже слышать не желаю! В России же, где я выступал очень много раз, я, наоборот, не пою на их языке, потому что они знают мои песни по-испански лучше, чем я сам. Я считаю, что мой последний диск «Desde el fondo de mi alma» (Из глубины души) – один из трех самых лучших. Во время его записи меня переполняла такая нежность. Меня пробрало до самого сердца и, откровенно говоря, думаю, что тут я отличился. Сейчас я отправляюсь на гастроли, чтобы представить этот диск «в живую» и поеду по тому же маршруту, что и в моем первом «турне» - сто девяносто два концерта по всей Испании. Я снова открою для себя эти чудесные театры, те самые, где я пел юношей. Так что не стоит удивляться, что зачастую у меня текут слезы.

Слишком запрограммированные

- С течением лет мы, постегиваемые безудержным ритмом времени, сами того не замечая, превратились в настоящих «граждан мира». Изменилась ли также наша форма музыкального выражения?

- Я думаю, что сегодня все слишком запрограммировано и компьютеризировано. К счастью, остались еще артисты, которые, как и я, отказываются вставлять в песни какие бы то ни было модные выражения или мелодии, хотя многие поддаются этом искушению. Такие исторические диски как «Yo soy aquel», «Cuando tu no estas», «Desde aquel dia» были записаны на одном дыхании в промежуток с десяти утра до десяти вечера, и этот накал в них чувствуется!

- Хулио Иглесиас и Рафаэль, легендарное соревнование между двумя победителями. Вы по-прежнему остаетесь вечными соперниками?

- Хулио Иглесиас всегда казался мне феноменальным и у нас хорошие отношения. Он хороший профессионал и очень трудолюбив. Дело в том, что нас тысячу раз пытались столкнуть лбами, в чем никогда не было нашей вины. Ему говорили: «Рафаэль то-то сказал про тебя». И когда мы встречались, он спрашивал меня: «Ты в самом деле говорил это обо мне?» А я отвечал: «Я? Почему?». И наоборот. Сначала я ловился на удочку и думал: «Ну что же я сделал этому человеку, что он говорит обо мне такие вещи?» С ним происходило то же самое. Сейчас же, напротив, если мне пересказывают какую-нибудь сплетню, я отвечаю: «Очень хорошо, пусть он сам скажет мне это по телефону».

Общество в судорогах

- Испания, вечная песня. Что Вы видите, когда оглядываетесь вокруг?

- Общество, которое корчится в судорогах. Испании нужны перемены. Я не политик, но моя земля очень притягивает меня, и каждый раз, возвращаясь из другой страны, я вижу, что нам необходимы перемены… но очень решительные! Нам предстоят тяжелые времена, потому что перестроить столько вещей будет нелегко, но это жизненно необходимо. Я вовсе не завидую той эпохе, в которую придется жить нашей молодежи. 2000 год уже за поворотом, я смотрю на своих детей и думаю: «Что же вас ожидает!» Чего нам не хватает в Испании? Нам не хватает сердца. И, кроме того, надо носить такие же грубые как у меня, сапоги, чтобы вынести, когда тебе наступают на ногу. Мы так или иначе пройдем по головам соседей. Мы просто автоматы по производству разочарования. Поэтому я думаю, что время от времени должны появляться такие личности, как я, которые снова объедут всю страну, переходя их театра в театр, чтобы люди говорили: «Ты помнишь, как мы ходили послушать его? В то время мы только что поженились, а теперь, как и тогда, сидим тут – но уже со своими детьми».

Жизнь под вспышки фонариков продолжает совершать свои обороты в ритме водозаборного колеса. Новые лица, новые товары, все меняется. Даже сам политический пейзаж, окаменевший над своими древними корнями, громко кричит о перемене. И, несомненно, голоса, чувства, песни, сопровождавшие печальные и счастливые моменты самой личной жизни, радостно проходят по нашей истории. И блистательная карьера Рафаэля сейчас материализуется в самой прекрасной из наград, которая способна тронуть его на высотах профессионального уровня: это выбеленная солнцем и алеющая геранями улица в Линаресе, которая будет носить его имя, и на которой он сможет петь всякий раз, когда его одолеет ностальгия, что бы ни говорили все остальные.

Роса Мария Эчеверрия
28.1.1996
Blanco y Negro  (АВС)
Перевод А.И.Кучан
Опубликовано на сайте 24.07.2011