Новое и интересное / Nuevo e interesante
18.09.2019
Рафаэль снова на радиоканале ONDA CERO
Беседа с Хайме Кантисано
ONDA CERO – один из популярнейших каналов испанского радио, Рафаэль неоднократно являлся их гостем, и всегда, не зависимо от программы или ведущих, беседы с ним происходят в исключительно дружественной и очень непринуждённой обстановке. Его принимают как давнего и близкого друга, уважаемого и желанного гостя. Программа «Por fin no es lunes» - «Наконец это не понедельник» - одна из них. Её ведёт Хайме Кантисано (Jaime Сantizano), который неоднократно приглашал Рафаэля в свою студию. Несколько дней назад певец опять побывал в ней. Это радиопрограмма, но для своих читателей канал выкладывает видеозаписи бесед на своем сайте и в сети Facebook. Мы воспользовались возможностью посмотреть видеозапись передачи с Рафаэлем и предлагаем её вашему вниманию.
«POR FIN NO ES LUNES» - «НАКОНЕЦ ЭТО НЕ ПОНЕДЕЛЬНИК»
14.09.2019. Ведущий Хайме Кантисано (Jaime Сantizano)
https://www.ondacero.es https://www.youtube.com
Перевод ролика.
ЗВУЧИТ ПЕСНЯ ХОАКИНА САБИНЫ, НАПИСАННАЯ ИМ О РАФАЭЛЕ И ДЛЯ РАФАЭЛЯ, ДЛЯ ЕГО ДИСКА «50 AÑOS DESPUÉS» - «50 ЛЕТ СПУСТЯ».
Хайме Кантисано: Дорогой Рафаэль, доброе утро.
Рафаэль: Доброе утро, доброе утро.
Хайме Кантисано: Ты улыбаешься, слушая эту песню, этот текст?
Рафаэль: Я улыбаюсь, так как мне очень приятно слышать её, слышать Сабину, эту песню, такую чудесную, которую он написал для меня к моему 50-летему юбилею, а сейчас мы движемся уже в сторону 60-летия.
Хайме Кантисано: Это я и хотел тебе сказать – то, что «50 лет» остались далеко позади, и ты думаешь уже о других вещах.
Рафаэль: Конечно, уже 8 лет прошли.
Рафаэль: Очень хорошо. Это можно констатировать.
Хайме Кантисано: Это мы и наблюдаем. И ты мне сказал улыбаясь: «У меня было 40 дней отдыха»! Хотя не знаю, что такое отдыхать для Рафаэля.
Рафаэль: Это значит не делать ничего из того, что я обычно делаю, проводить время с семьёй, с детьми и с детьми моих детей.
Хайме Кантисано: Когда в последний раз ты имел 40 дней отдыха?
Рафаэль: Столько дней подряд – давно, хотя я всегда стараюсь, когда могу, отдыхать. Хоть пару дней, хоть сколько-то часов. Но 40 дней подряд – давно такого не было.
Хайме Кантисано: Мы только что открыли новый сезон «Por fin no es lunes», но я хочу вернуться к концу предыдущего сезона, к июлю, и хочу, чтобы ты послушал одного парня, у которого имеется многое, что сказать о тебе.
Лукас Видаль: Сотрудничать с легендарным Рафаэлем, как это случилось в прошлом году…
Лукас Видаль: Это было великолепное сотрудничество. Он мне сказал: «Лукас, нужно сделать что-то отличное от всего предыдущего, я хочу придать моим извечным хитам немного электронного звучания». И мы это запустили.
Хайме Кантисано: И возникло это магическое сотрудничество, диск Resinphónico, некая смесь между оркестровой и электронной музыкой. Ты видел Рафаэля у себя дома, в офисах, но одно дело – видеть его, беседовать с твоим дедушкой, с членами твоей семьи, и другое – сесть рядом с ним и начать работать. Рафаэль – личность такая яркая в своём стиле, ТАКАЯ ЯРКАЯ! Возможно ли увести его на свою территорию?
Лукас Видаль: Да. Я увёл его на свою территорию, приведя в мою студию, когда мы поехали в Лондон, чтобы записывать альбом. Ему очень понравилось то, как шли дела с альбомом, он дал мне все права и сказал: «Лукас, делай то, что нужно». И правда, когда ему нравится что-то, он доверяет тебе, и тебе это даже кажется невероятным, но работать с ним – это было настоящее чудо.
Хайме Кантисано: И возникло, как я тут уже говорил, Resinphónico, гибрид между оркестровой и электронной музыкой, который был записан в Лондоне. В конце концов, ты уступил (обращаясь уже к Рафаэлю)?
Рафаэль: Мы оба уступили друг другу. Я уступил ему в студии, а сцена – это совсем другое дело, потому что песни нужно «продавать», ты понимаешь, что я имею в виду под словом «продавать» - представлять их публике таким образом, чтобы они доходили до неё, то есть глубоко. И это то, в чём у меня есть опыт, когда я нахожусь на сцене.
Хайме Кантисано: Ты сказал, что это было самым экстремальным из того, что ты делал раньше.
Рафаэль: Да. Несомненно, но это не последняя экстремальная вещь из тех, что я могу сделать. Мне кажется, что у нас с Лукасом есть кое-что в планах, мы продолжаем копаться в поисках. Я сам себя боюсь, то есть того, что я уже не смогу обойтись без такого звучания.
Хайме Кантисано: Что ты хочешь сказать этим?
Рафаэль: Хочу сказать, что это прекрасное сочетание: мой голос и такая форма звучания. Если я хочу петь что-то мелодичное и тихое, тогда подходит классическая гитара, но если я хочу нечто быстрое, тогда подходит это.
Рафаэль: Я так не могу.
Хайме Кантисано: Ты не можешь.
Рафаэль: Не могу. Ольвидо знает меня очень хорошо. Целую тебя, моя дорогая (обращаясь к ней). Не знаю, но когда я заканчиваю что-то, я погружаюсь в поиски следующего, и всегда с тем, чтобы улучшить, сделать крутой поворот. Я никогда не могу довольствоваться тем, что уже сделал, всегда хочу чего-то большего. Всегда. Это касается меня и как человека тоже. Люди, которые видят меня на протяжении многих дней, видят, что с каждым днём я продвигаюсь вперёд. Я не останавливаюсь и думаю, что так и должно быть, иначе было бы скучно мне и публике.
Хайме Кантисано: То есть ты хочешь сказать, что люди, которые живут с тобой каждый день, открывают в тебе доктора Джекилла и мистера Хайда?
Рафаэль: Нет, я не доктор Джекилл и мистер Хайд. Я им был, когда исполнял эту роль в театре, но я не двойственный человек, хотя в работе я неожиданный. Люди могут думать, что меня не переубедить в каких-то вещах, но это не так. Я заинтересован в том, чтобы всё вышло хорошо. Если в какой-то момент должен командовать режиссёр, пусть командует. Но теперь моя очередь.
Хайме Кантисано: Рано или поздно, да?
Рафаэль: Да, это моя профессия.
Хайме Кантисано: Послушай Рафаэль, мы тут все пытаемся определить, между какими группами распределить артистов, профессии, песни. Мы пытаемся это определить. Ты можешь отнести себя к какой-то определённой группе артистов в этой стране?
Рафаэль: Нет.
Хайме Кантисано: К какой-то группе артистов?
Рафаэль: Есть группы артистов, которые мне нравятся очень, и есть другие, которые мне нравятся меньше. Но такое происходит в каждом поколении. Каждое из них имеет свои движения, когда выявляются очень хорошие артисты, или не такие уж хорошие. То же самое происходит с песнями, с книгами. Есть поколения писателей, когда появляются потрясающие книги, и есть десятилетия, когда не появляется ничего выдающегося. И всегда говорят о поколениях 20-летних и прочих, и прочих.
Рафаэль: Мы познакомились с Камило в Аликанте тысячу лет назад. Он тогда один ещё не пел, он был членом группы, название которой я не помню, он мне назвал её тогда. Затем я следил за его творчеством. Мы часто виделись в Америке, Лас-Вегасе, в Мадриде. Он очень переживал, когда я заболел, приезжал ко мне. У него были очень хорошие отношения с моей женой, также с моими детьми. Он не был гостем, а был частью моей семьи. Он давно уже перестал выступать. Всегда был скромным, замкнутым. Последний раз, когда я его видел, это когда меня выписали из больницы, 16 лет назад. Он приехал навестить меня. А когда я болел, он приезжал много раз. И последний раз, когда мы виделись лично – 16 лет назад.
Хайме Кантисано: По отношению к тебе он тоже испытывал огромную любовь и уважение. Нам захотелось обнародовать одну чилийскую программу 1998 года, в которой Камило посвящает тебе несколько слов, где ясно видно, что это дружественное отношение к тебе, уважение, любовь. Он даже приглашает тебя.
Голос журналиста за кадром: Что значит для тебя Рафаэль?
Камило Сесто: Кроме всего прочего, он – мой большой друг, хотя не всегда товарищи, коллеги являются таковыми. Ты можешь восхищаться ими, высказывать своё мнение: говорить, как они хорошо пишут, или хорошо делают что-то другое, но не всегда мы – друзья. Рафаэль – мой большой друг. Я ему говорю: «Не надо так много работать»…
Голос журналиста за кадром: Послушай, и ты как друг… Он всё тот же?
Хайме Кантисано: Рафаэль, я сказал и говорю, он всё тот же (запевает слова его песни): «Yo soy aquel que por quererte da la vida»...
Рафаэль: Я стал другим. Абсолютно. С момента операции до сегодняшнего дня я другой. Если точнее, не другой, а лучше. Гораздо лучше прежнего во всех смыслах. Это был сильный удар, после чего у тебя появляется другая ментальность.
Хайме Кантисано: Лучше изнутри и снаружи?
Рафаэль: Да. Я общаюсь со всеми, и все меня понимают очень хорошо, я не являюсь для них каким-то странным, я – нормальный человек. И это хорошо. Я пою. На сцене (смеётся).
Хайме Кантисано: Да, но ты едешь петь в Санкт-Петербург или Москву, где страстно любят тебя, и где ты очень помог тому, чтобы русские начали изучать испанский язык, и это происходит уже несколько десятилетий.
Рафаэль: Да, там мне дали прекрасную премию в Университете – документ, в котором говорится, что с тех пор, как меня узнали в этой стране, число желающих изучать испанский язык увеличилось на 60%.
Хайме Кантисано: Ммм… Это много.
Рафаэль: Это то поколение, которое знает меня с момента моего первого приезда туда, сейчас они все работают в отелях, гидами в области туризма, потому что они говорят по-испански. И есть поколение от 35 до 45, которое тоже говорит по-испански.
Хайме Кантисано: И они указывают тебе на ошибки, когда ты меняешь слова в текстах песен. Тебя исправляют русские!
Рафаэль: Да, но они меня исправляют правильно. Говорят: «Сегодня Вы перепутать слова» (смеётся). Иногда, когда мне хочется, когда из меня это «выскакивает», я меняю слова. Потому что мне так хочется. Мне нравится импровизировать на сцене. Они не всегда понимают, что это была моя импровизация и, когда я выхожу из театра, они говорят: «Сегодня Вы перепутать слова». Я отвечаю им: «Нет, нет, я не перепутал».
Хайме Кантисано: Ты сказал: "Я нормальный человек, который поёт." Я понимаю тебя, но происходит то, что величина твоей фигуры как артиста нас почти обязывает разговаривать с тобой на Вы. Но очень трудно придерживаться этого, когда, например, ты садишься рядом с нами.
Рафаэль: Я всегда всем говорю: «Пожалуйста, давай на Ты». Есть страны, где, например, прессе и другим структурам не разрешают обращаться к гостю на Ты. Я им говорю: «Лучше на Ты», а они мне: «Мы не можем, нас будут ругать». И я им: «Если Вас будут ругать, тогда не нужно». Но со всеми, с кем я могу общаться, и кому это позволено, всегда лучше на Ты.
Рафаэль: Нет, я уже приступаю к нему. Начинаю с Пальмы де Майорка, это будет через два дня. Потом поеду в Сарагосу, в Мурсию, Мериду, Логроньо, Бильбао, который я обожаю, Бильбао – это что-то! Потом я отправлюсь в Нью-Йорк, буду выступать в Карнеги Холле. Затем будет Пуэрто-Рико, Санто-Доминго, а затем я снова вернусь в Испанию, чтобы выступить в Сан-Себастьяне – два концерта, потом в А Корунье, затем в Севилье, там у меня 4 концерта. Потом будет Малага, Гранада, Гран Канария, Санта Крус де Тенерифе, а затем на закуску – Мадрид, мой родной город. Конечно, я уроженец Андалусии, но артистом я стал в Мадриде, где я дам два концерта – 19 и 20 декабря. А потом я буду есть турроны.
Хайме Кантисано: Ты хочешь сказать, что много тебе не придётся отдыхать. Несколько дней на Рождество и всё?
Рафаэль: Нет, я отдохну, а в январе я буду записываться, и в феврале мы отправимся в американское турне, которое делится на три части. Это чтобы находиться иногда дома, чтобы не уезжать надолго. Мы будем выступать в Мексике, Колумбии, Эквадоре, затем вернёмся в Испанию, а потом будут Чили, Аргентина, Уругвай – Парагвай и т.д. и т.п. И закончу я в США.
Хайме Кантисано: Тебе предстоит турне по планете, я знаю, что ты будешь выступать на Американском континенте, а так же в нашей стране, и ты прекрасно знаешь, что представляет собой музыка стиля регетон, и об этом сегодня будет говорить Ольвидо, которая считает, что регетон – это всё. И несколько месяцев назад в беседе с Сусаной Грисо в программе за чашечкой кофе ты сказал…
Рафаэль: Ольвидо?
Хайме Кантисано: Она сказала тебе это:
Ольвидо: Что ты думаешь о музыкальных программах? Я знаю, что ты считаешь, регетон лёгкой музыкой.
Хайме Кантисано: Ты смог бы адаптировать регетон к стилю Рафаэля? Такое возможно?
Рафаэль: Не знаю, на данный момент – нет. Но я не скажу, что вообще нет, потому что вдруг это станет возможным. Вообще мои песни – серьёзные песни. Это не песенки. Для Resinphónico подходит не любая песня, не любой репертуар. Регетон – это песенки более низкого уровня, и в плане текста, и в плане музыки. То, что в них есть – это ритм, но они не могут годиться для Resinphónico. Но кто знает, может быть, в какой-то момент мне что-то понравится. Я не отрицаю, что мне это может понравиться.
Хайме Кантисано: Ты говоришь, что твои песни устойчивы ко всему: ко времени, к музыкальным стилям.
Рафаэль: Так оно и есть.
Хайме Кантисано: И ты тоже. Какие у тебя отношения с прессой, как она обходилась с тобой? Есть артисты, которые ощутили на себе всякое, и ложь, и правду, но к тебе, как мне кажется, всегда относились с уважением.
Рафаэль: Я могу сказать только хорошие слова о СМИ, потому что ко мне они всегда относились великолепно. И думаю, что я к ним тоже. Когда им было нужно что-то от меня, я делал это и, когда я нуждался в них, они мне помогали.
Рафаэль: В этом не было необходимости. Когда твоя карьера такая мощная, и длится столько времени, и охватывает столько разных мест, не может быть какой-то другой версии. Нет необходимости вбрасывать ложь. Реальность сама достаточно интересна.
Хайме Кантисано: Может быть, ты мне поможешь относительно твоей характеристики как звезды…
Рафаэль: Не говори мне слово звезда. Звёзды находятся на небе.
Хайме Кантисано: Ладно, твоей характеристики как артиста. Это правда, что ты начал петь в церковном хоре?
Рафаэль: Да, конечно. Я был солистом, первым голосом с 4-х лет.
Хайме Кантисано: Сколько времени?
Рафаэль: До 10 лет.
Хайме Кантисано: В детстве ты не мог произносить букву «Р».
Рафаэль: Нет, не мог. Я говорил «pego» вместо «pero».
Хайме Кантисано: А потом?
Рафаэль: А потом научился.
Хайме Кантисано: Да, конечно, потому что ты хорошо произносишь все слова. Относительно твоего ухода со сцены. Ты сказал: «Не хочу представлять себе мой уход со сцены, потому что я буду плакать как ребёнок».
Рафаэль: Да, конечно.
Хайме Кантисано: Это тоже правда?
Рафаэль: Да, поскольку это ещё не близко, совсем нет, я не хочу об этом даже думать. Может быть, через несколько лет я начну об этом подумывать, посмотрим.
Хайме Кантисано: Ты большой поклонник карт Таро и гороскопов?
Рафаэль: Одного гороскопа. Вообще это баловство. Когда я болел, Наталия показала мне один гороскоп: «Смотри, смотри, что здесь пишут про тельца». Я прочитал и не знаю, почему, сказал себе: «Я сделаю так, может быть, это правда». Но нельзя читать все гороскопы подряд, в каждой газете или в каждом журнале. Они все разные. Ты должен выбрать какой-то один и сказать: «Этому гороскопу я верю больше, чем другим». И знаешь, меня это притягивает каждый день.
Хайме Кантисано: Серьёзно?
Рафаэль: Серьёзно.
Хайме Кантисано: Ты назовёшь газету, в которой ты это читаешь?
Рафаэль: Не могу, потому что какой-нибудь другой человек прочитает тот же самый гороскоп в той же самой газете, скажет, что это не так. Но мне это подходит.
Хайме Кантисано: Сколько лет ты читаешь гороскопы.
Рафаэль: 16 лет. Правда, когда я вне Испании, там нет этой газеты, и мне её присылает Наталия. И если сегодня гороскоп не очень подходит, я говорю себе: «Не верь этому». Меня это развлекает, верить – это сильное слово.
Хайме Кантисано: Тогда во что ты веришь? В политиков?
Рафаэль: Я верю в бога.
Хайме Кантисано: Ты мне ответил.
Рафаэль: Я из тех людей, кто считает, что если бы его не было, его нужно было бы придумать. Потому что необходимо верить во что-то. Если человек идёт по жизни, ни во что не веря, это плохо.
Хайме Кантисано: Твоя вера укрепилась в последние годы?
Рафаэль: Да. А что делать? Вера в людей и врачей.
Хайме Кантисано: А в политиков, нет?
Рафаэль: Я стараюсь верить им, но это трудно.
Рафаэль: Хотя ещё до Рождества далеко.
Хайме Кантисано: Да, ещё не наступило Рождество.
Рафаэль: Что же, очень хорошо, а мне ты просто делаешь одолжение. Потому что это ещё один клиент.
Хайме Кантисано: Конечно, ведь ты находишься среди того, что является и современным, и прежним, и тем, что подходит детям.
Рафаэль: Хайме, я присутствую среди людей пяти поколений. Я начал замечать это, когда 4 года назад я дал симфонический концерт и стал выступать на больших площадках, на Plaza de toros. Я никогда не смотрю на публику, на то, какая она. Но в тот день, а это было в Уэльве, на Plaza de toros, я спросил: «Откуда я могу посмотреть на публику»? Мне ответили: «Ты никогда на неё не смотришь». – «Да, но сегодня я хочу посмотреть». – «Тогда иди сюда, смотри, отодвинь занавес, вот она». И я сказал: «Здесь много молодых людей». - «Да». И я был впечатлён. И не только это, они были одеты так, словно это был большой праздник. В галстуках, женщины в красивых платьях. Я спросил: «Сколько же здесь поколений людей?» - «Четыре или пять».
Хайме Кантисано: Я вспоминаю твоё участие в одном очень популярном фестивале – Сонорама. Там был один очень современный молодой человек с плакатом: «Рафаэль, ты обалденный».
Рафаэль: Да (смеётся).
Хайме Кантисано: Тебе это нравится?
Рафаэль: Да, а почему бы и нет? Но знаешь, я начал замечать это в друзьях моих детей. Они очень молодые, и они очень за Рафаэля. И многие из них ходят на мои концерты, многие.
Девушка: Это не настоящий рисунок, не обманывай.
Рафаэль: Да, но не сказать, что он не совпадает.
Девушка представляет свой портрет Рафаэля, "написанный" словами: Он тот самый, что из Линареса, который улыбается и знает, почему он улыбается. И вместе с ним улыбаются даже наушники, надетые так, что проходят от уха до уха и под подбородком. Такова его манера слушать. Он опирается подбородком на правую руку в то время, как думает о том, что происходит, и, возможно, о том, что потом последует и прозвучит в стиле Resinphónico. В его имя вставлена буква h, он тот, кто не удовлетворяется всем и вся, и, прежде всего, самим собой. «Кто может знать» о том, что для него начало и конец? В имени его бесконечность, и всегдашняя бесконечность, она рождается из этого голоса, который возвеличивает того, кто всегда всех обнимает, всегда, чтобы там ни говорили. Он может изменить в себе что-то, согласно гороскопу. Что касается сомнений, нет сомнений, что он создаёт что-то грандиозное, тот самый Великий вечер, который, благодаря его имени, нас всегда ждёт, потому что он всегда здесь, чтобы украсить музыку оркестра своим неутомимым и несравненным голосом.
Хайме Кантисано: Дорогой Рафаэль, доброе утро.
Рафаэль: Доброе утро, доброе утро.
Хайме Кантисано: Ты улыбаешься, слушая эту песню, этот текст?
Рафаэль: Я улыбаюсь, так как мне очень приятно слышать её, слышать Сабину, эту песню, такую чудесную, которую он написал для меня к моему 50-летему юбилею, а сейчас мы движемся уже в сторону 60-летия.
Хайме Кантисано: Это я и хотел тебе сказать – то, что «50 лет» остались далеко позади, и ты думаешь уже о других вещах.
Рафаэль: Конечно, уже 8 лет прошли.
Рафаэль: Очень хорошо. Это можно констатировать.
Хайме Кантисано: Это мы и наблюдаем. И ты мне сказал улыбаясь: «У меня было 40 дней отдыха»! Хотя не знаю, что такое отдыхать для Рафаэля.
Рафаэль: Это значит не делать ничего из того, что я обычно делаю, проводить время с семьёй, с детьми и с детьми моих детей.
Хайме Кантисано: Когда в последний раз ты имел 40 дней отдыха?
Рафаэль: Столько дней подряд – давно, хотя я всегда стараюсь, когда могу, отдыхать. Хоть пару дней, хоть сколько-то часов. Но 40 дней подряд – давно такого не было.
Хайме Кантисано: Мы только что открыли новый сезон «Por fin no es lunes», но я хочу вернуться к концу предыдущего сезона, к июлю, и хочу, чтобы ты послушал одного парня, у которого имеется многое, что сказать о тебе.
Лукас Видаль: Сотрудничать с легендарным Рафаэлем, как это случилось в прошлом году…
Лукас Видаль: Это было великолепное сотрудничество. Он мне сказал: «Лукас, нужно сделать что-то отличное от всего предыдущего, я хочу придать моим извечным хитам немного электронного звучания». И мы это запустили.
Хайме Кантисано: И возникло это магическое сотрудничество, диск Resinphónico, некая смесь между оркестровой и электронной музыкой. Ты видел Рафаэля у себя дома, в офисах, но одно дело – видеть его, беседовать с твоим дедушкой, с членами твоей семьи, и другое – сесть рядом с ним и начать работать. Рафаэль – личность такая яркая в своём стиле, ТАКАЯ ЯРКАЯ! Возможно ли увести его на свою территорию?
Лукас Видаль: Да. Я увёл его на свою территорию, приведя в мою студию, когда мы поехали в Лондон, чтобы записывать альбом. Ему очень понравилось то, как шли дела с альбомом, он дал мне все права и сказал: «Лукас, делай то, что нужно». И правда, когда ему нравится что-то, он доверяет тебе, и тебе это даже кажется невероятным, но работать с ним – это было настоящее чудо.
Хайме Кантисано: И возникло, как я тут уже говорил, Resinphónico, гибрид между оркестровой и электронной музыкой, который был записан в Лондоне. В конце концов, ты уступил (обращаясь уже к Рафаэлю)?
Рафаэль: Мы оба уступили друг другу. Я уступил ему в студии, а сцена – это совсем другое дело, потому что песни нужно «продавать», ты понимаешь, что я имею в виду под словом «продавать» - представлять их публике таким образом, чтобы они доходили до неё, то есть глубоко. И это то, в чём у меня есть опыт, когда я нахожусь на сцене.
Хайме Кантисано: Ты сказал, что это было самым экстремальным из того, что ты делал раньше.
Рафаэль: Да. Несомненно, но это не последняя экстремальная вещь из тех, что я могу сделать. Мне кажется, что у нас с Лукасом есть кое-что в планах, мы продолжаем копаться в поисках. Я сам себя боюсь, то есть того, что я уже не смогу обойтись без такого звучания.
Хайме Кантисано: Что ты хочешь сказать этим?
Рафаэль: Хочу сказать, что это прекрасное сочетание: мой голос и такая форма звучания. Если я хочу петь что-то мелодичное и тихое, тогда подходит классическая гитара, но если я хочу нечто быстрое, тогда подходит это.
Рафаэль: Я так не могу.
Хайме Кантисано: Ты не можешь.
Рафаэль: Не могу. Ольвидо знает меня очень хорошо. Целую тебя, моя дорогая (обращаясь к ней). Не знаю, но когда я заканчиваю что-то, я погружаюсь в поиски следующего, и всегда с тем, чтобы улучшить, сделать крутой поворот. Я никогда не могу довольствоваться тем, что уже сделал, всегда хочу чего-то большего. Всегда. Это касается меня и как человека тоже. Люди, которые видят меня на протяжении многих дней, видят, что с каждым днём я продвигаюсь вперёд. Я не останавливаюсь и думаю, что так и должно быть, иначе было бы скучно мне и публике.
Хайме Кантисано: То есть ты хочешь сказать, что люди, которые живут с тобой каждый день, открывают в тебе доктора Джекилла и мистера Хайда?
Рафаэль: Нет, я не доктор Джекилл и мистер Хайд. Я им был, когда исполнял эту роль в театре, но я не двойственный человек, хотя в работе я неожиданный. Люди могут думать, что меня не переубедить в каких-то вещах, но это не так. Я заинтересован в том, чтобы всё вышло хорошо. Если в какой-то момент должен командовать режиссёр, пусть командует. Но теперь моя очередь.
Хайме Кантисано: Рано или поздно, да?
Рафаэль: Да, это моя профессия.
Хайме Кантисано: Послушай Рафаэль, мы тут все пытаемся определить, между какими группами распределить артистов, профессии, песни. Мы пытаемся это определить. Ты можешь отнести себя к какой-то определённой группе артистов в этой стране?
Рафаэль: Нет.
Хайме Кантисано: К какой-то группе артистов?
Рафаэль: Есть группы артистов, которые мне нравятся очень, и есть другие, которые мне нравятся меньше. Но такое происходит в каждом поколении. Каждое из них имеет свои движения, когда выявляются очень хорошие артисты, или не такие уж хорошие. То же самое происходит с песнями, с книгами. Есть поколения писателей, когда появляются потрясающие книги, и есть десятилетия, когда не появляется ничего выдающегося. И всегда говорят о поколениях 20-летних и прочих, и прочих.
Рафаэль: Мы познакомились с Камило в Аликанте тысячу лет назад. Он тогда один ещё не пел, он был членом группы, название которой я не помню, он мне назвал её тогда. Затем я следил за его творчеством. Мы часто виделись в Америке, Лас-Вегасе, в Мадриде. Он очень переживал, когда я заболел, приезжал ко мне. У него были очень хорошие отношения с моей женой, также с моими детьми. Он не был гостем, а был частью моей семьи. Он давно уже перестал выступать. Всегда был скромным, замкнутым. Последний раз, когда я его видел, это когда меня выписали из больницы, 16 лет назад. Он приехал навестить меня. А когда я болел, он приезжал много раз. И последний раз, когда мы виделись лично – 16 лет назад.
Хайме Кантисано: По отношению к тебе он тоже испытывал огромную любовь и уважение. Нам захотелось обнародовать одну чилийскую программу 1998 года, в которой Камило посвящает тебе несколько слов, где ясно видно, что это дружественное отношение к тебе, уважение, любовь. Он даже приглашает тебя.
Голос журналиста за кадром: Что значит для тебя Рафаэль?
Камило Сесто: Кроме всего прочего, он – мой большой друг, хотя не всегда товарищи, коллеги являются таковыми. Ты можешь восхищаться ими, высказывать своё мнение: говорить, как они хорошо пишут, или хорошо делают что-то другое, но не всегда мы – друзья. Рафаэль – мой большой друг. Я ему говорю: «Не надо так много работать»…
Голос журналиста за кадром: Послушай, и ты как друг… Он всё тот же?
Хайме Кантисано: Рафаэль, я сказал и говорю, он всё тот же (запевает слова его песни): «Yo soy aquel que por quererte da la vida»...
Рафаэль: Я стал другим. Абсолютно. С момента операции до сегодняшнего дня я другой. Если точнее, не другой, а лучше. Гораздо лучше прежнего во всех смыслах. Это был сильный удар, после чего у тебя появляется другая ментальность.
Хайме Кантисано: Лучше изнутри и снаружи?
Рафаэль: Да. Я общаюсь со всеми, и все меня понимают очень хорошо, я не являюсь для них каким-то странным, я – нормальный человек. И это хорошо. Я пою. На сцене (смеётся).
Хайме Кантисано: Да, но ты едешь петь в Санкт-Петербург или Москву, где страстно любят тебя, и где ты очень помог тому, чтобы русские начали изучать испанский язык, и это происходит уже несколько десятилетий.
Рафаэль: Да, там мне дали прекрасную премию в Университете – документ, в котором говорится, что с тех пор, как меня узнали в этой стране, число желающих изучать испанский язык увеличилось на 60%.
Хайме Кантисано: Ммм… Это много.
Рафаэль: Это то поколение, которое знает меня с момента моего первого приезда туда, сейчас они все работают в отелях, гидами в области туризма, потому что они говорят по-испански. И есть поколение от 35 до 45, которое тоже говорит по-испански.
Хайме Кантисано: И они указывают тебе на ошибки, когда ты меняешь слова в текстах песен. Тебя исправляют русские!
Рафаэль: Да, но они меня исправляют правильно. Говорят: «Сегодня Вы перепутать слова» (смеётся). Иногда, когда мне хочется, когда из меня это «выскакивает», я меняю слова. Потому что мне так хочется. Мне нравится импровизировать на сцене. Они не всегда понимают, что это была моя импровизация и, когда я выхожу из театра, они говорят: «Сегодня Вы перепутать слова». Я отвечаю им: «Нет, нет, я не перепутал».
Хайме Кантисано: Ты сказал: "Я нормальный человек, который поёт." Я понимаю тебя, но происходит то, что величина твоей фигуры как артиста нас почти обязывает разговаривать с тобой на Вы. Но очень трудно придерживаться этого, когда, например, ты садишься рядом с нами.
Рафаэль: Я всегда всем говорю: «Пожалуйста, давай на Ты». Есть страны, где, например, прессе и другим структурам не разрешают обращаться к гостю на Ты. Я им говорю: «Лучше на Ты», а они мне: «Мы не можем, нас будут ругать». И я им: «Если Вас будут ругать, тогда не нужно». Но со всеми, с кем я могу общаться, и кому это позволено, всегда лучше на Ты.
Рафаэль: Нет, я уже приступаю к нему. Начинаю с Пальмы де Майорка, это будет через два дня. Потом поеду в Сарагосу, в Мурсию, Мериду, Логроньо, Бильбао, который я обожаю, Бильбао – это что-то! Потом я отправлюсь в Нью-Йорк, буду выступать в Карнеги Холле. Затем будет Пуэрто-Рико, Санто-Доминго, а затем я снова вернусь в Испанию, чтобы выступить в Сан-Себастьяне – два концерта, потом в А Корунье, затем в Севилье, там у меня 4 концерта. Потом будет Малага, Гранада, Гран Канария, Санта Крус де Тенерифе, а затем на закуску – Мадрид, мой родной город. Конечно, я уроженец Андалусии, но артистом я стал в Мадриде, где я дам два концерта – 19 и 20 декабря. А потом я буду есть турроны.
Хайме Кантисано: Ты хочешь сказать, что много тебе не придётся отдыхать. Несколько дней на Рождество и всё?
Рафаэль: Нет, я отдохну, а в январе я буду записываться, и в феврале мы отправимся в американское турне, которое делится на три части. Это чтобы находиться иногда дома, чтобы не уезжать надолго. Мы будем выступать в Мексике, Колумбии, Эквадоре, затем вернёмся в Испанию, а потом будут Чили, Аргентина, Уругвай – Парагвай и т.д. и т.п. И закончу я в США.
Хайме Кантисано: Тебе предстоит турне по планете, я знаю, что ты будешь выступать на Американском континенте, а так же в нашей стране, и ты прекрасно знаешь, что представляет собой музыка стиля регетон, и об этом сегодня будет говорить Ольвидо, которая считает, что регетон – это всё. И несколько месяцев назад в беседе с Сусаной Грисо в программе за чашечкой кофе ты сказал…
Рафаэль: Ольвидо?
Хайме Кантисано: Она сказала тебе это:
Ольвидо: Что ты думаешь о музыкальных программах? Я знаю, что ты считаешь, регетон лёгкой музыкой.
Хайме Кантисано: Ты смог бы адаптировать регетон к стилю Рафаэля? Такое возможно?
Рафаэль: Не знаю, на данный момент – нет. Но я не скажу, что вообще нет, потому что вдруг это станет возможным. Вообще мои песни – серьёзные песни. Это не песенки. Для Resinphónico подходит не любая песня, не любой репертуар. Регетон – это песенки более низкого уровня, и в плане текста, и в плане музыки. То, что в них есть – это ритм, но они не могут годиться для Resinphónico. Но кто знает, может быть, в какой-то момент мне что-то понравится. Я не отрицаю, что мне это может понравиться.
Хайме Кантисано: Ты говоришь, что твои песни устойчивы ко всему: ко времени, к музыкальным стилям.
Рафаэль: Так оно и есть.
Хайме Кантисано: И ты тоже. Какие у тебя отношения с прессой, как она обходилась с тобой? Есть артисты, которые ощутили на себе всякое, и ложь, и правду, но к тебе, как мне кажется, всегда относились с уважением.
Рафаэль: Я могу сказать только хорошие слова о СМИ, потому что ко мне они всегда относились великолепно. И думаю, что я к ним тоже. Когда им было нужно что-то от меня, я делал это и, когда я нуждался в них, они мне помогали.
Рафаэль: В этом не было необходимости. Когда твоя карьера такая мощная, и длится столько времени, и охватывает столько разных мест, не может быть какой-то другой версии. Нет необходимости вбрасывать ложь. Реальность сама достаточно интересна.
Хайме Кантисано: Может быть, ты мне поможешь относительно твоей характеристики как звезды…
Рафаэль: Не говори мне слово звезда. Звёзды находятся на небе.
Хайме Кантисано: Ладно, твоей характеристики как артиста. Это правда, что ты начал петь в церковном хоре?
Рафаэль: Да, конечно. Я был солистом, первым голосом с 4-х лет.
Хайме Кантисано: Сколько времени?
Рафаэль: До 10 лет.
Хайме Кантисано: В детстве ты не мог произносить букву «Р».
Рафаэль: Нет, не мог. Я говорил «pego» вместо «pero».
Хайме Кантисано: А потом?
Рафаэль: А потом научился.
Хайме Кантисано: Да, конечно, потому что ты хорошо произносишь все слова. Относительно твоего ухода со сцены. Ты сказал: «Не хочу представлять себе мой уход со сцены, потому что я буду плакать как ребёнок».
Рафаэль: Да, конечно.
Хайме Кантисано: Это тоже правда?
Рафаэль: Да, поскольку это ещё не близко, совсем нет, я не хочу об этом даже думать. Может быть, через несколько лет я начну об этом подумывать, посмотрим.
Хайме Кантисано: Ты большой поклонник карт Таро и гороскопов?
Рафаэль: Одного гороскопа. Вообще это баловство. Когда я болел, Наталия показала мне один гороскоп: «Смотри, смотри, что здесь пишут про тельца». Я прочитал и не знаю, почему, сказал себе: «Я сделаю так, может быть, это правда». Но нельзя читать все гороскопы подряд, в каждой газете или в каждом журнале. Они все разные. Ты должен выбрать какой-то один и сказать: «Этому гороскопу я верю больше, чем другим». И знаешь, меня это притягивает каждый день.
Хайме Кантисано: Серьёзно?
Рафаэль: Серьёзно.
Хайме Кантисано: Ты назовёшь газету, в которой ты это читаешь?
Рафаэль: Не могу, потому что какой-нибудь другой человек прочитает тот же самый гороскоп в той же самой газете, скажет, что это не так. Но мне это подходит.
Хайме Кантисано: Сколько лет ты читаешь гороскопы.
Рафаэль: 16 лет. Правда, когда я вне Испании, там нет этой газеты, и мне её присылает Наталия. И если сегодня гороскоп не очень подходит, я говорю себе: «Не верь этому». Меня это развлекает, верить – это сильное слово.
Хайме Кантисано: Тогда во что ты веришь? В политиков?
Рафаэль: Я верю в бога.
Хайме Кантисано: Ты мне ответил.
Рафаэль: Я из тех людей, кто считает, что если бы его не было, его нужно было бы придумать. Потому что необходимо верить во что-то. Если человек идёт по жизни, ни во что не веря, это плохо.
Хайме Кантисано: Твоя вера укрепилась в последние годы?
Рафаэль: Да. А что делать? Вера в людей и врачей.
Хайме Кантисано: А в политиков, нет?
Рафаэль: Я стараюсь верить им, но это трудно.
Рафаэль: Хотя ещё до Рождества далеко.
Хайме Кантисано: Да, ещё не наступило Рождество.
Рафаэль: Что же, очень хорошо, а мне ты просто делаешь одолжение. Потому что это ещё один клиент.
Хайме Кантисано: Конечно, ведь ты находишься среди того, что является и современным, и прежним, и тем, что подходит детям.
Рафаэль: Хайме, я присутствую среди людей пяти поколений. Я начал замечать это, когда 4 года назад я дал симфонический концерт и стал выступать на больших площадках, на Plaza de toros. Я никогда не смотрю на публику, на то, какая она. Но в тот день, а это было в Уэльве, на Plaza de toros, я спросил: «Откуда я могу посмотреть на публику»? Мне ответили: «Ты никогда на неё не смотришь». – «Да, но сегодня я хочу посмотреть». – «Тогда иди сюда, смотри, отодвинь занавес, вот она». И я сказал: «Здесь много молодых людей». - «Да». И я был впечатлён. И не только это, они были одеты так, словно это был большой праздник. В галстуках, женщины в красивых платьях. Я спросил: «Сколько же здесь поколений людей?» - «Четыре или пять».
Хайме Кантисано: Я вспоминаю твоё участие в одном очень популярном фестивале – Сонорама. Там был один очень современный молодой человек с плакатом: «Рафаэль, ты обалденный».
Рафаэль: Да (смеётся).
Хайме Кантисано: Тебе это нравится?
Рафаэль: Да, а почему бы и нет? Но знаешь, я начал замечать это в друзьях моих детей. Они очень молодые, и они очень за Рафаэля. И многие из них ходят на мои концерты, многие.
Девушка: Это не настоящий рисунок, не обманывай.
Рафаэль: Да, но не сказать, что он не совпадает.
Девушка представляет свой портрет Рафаэля, "написанный" словами: Он тот самый, что из Линареса, который улыбается и знает, почему он улыбается. И вместе с ним улыбаются даже наушники, надетые так, что проходят от уха до уха и под подбородком. Такова его манера слушать. Он опирается подбородком на правую руку в то время, как думает о том, что происходит, и, возможно, о том, что потом последует и прозвучит в стиле Resinphónico. В его имя вставлена буква h, он тот, кто не удовлетворяется всем и вся, и, прежде всего, самим собой. «Кто может знать» о том, что для него начало и конец? В имени его бесконечность, и всегдашняя бесконечность, она рождается из этого голоса, который возвеличивает того, кто всегда всех обнимает, всегда, чтобы там ни говорили. Он может изменить в себе что-то, согласно гороскопу. Что касается сомнений, нет сомнений, что он создаёт что-то грандиозное, тот самый Великий вечер, который, благодаря его имени, нас всегда ждёт, потому что он всегда здесь, чтобы украсить музыку оркестра своим неутомимым и несравненным голосом.
https://www.ondacero.es/programas/por-fin-n...f3581d164d.html
https://www.ondacero.es/programas/por-fin-n...f3581da408.html
Перевод Елены Абрамовой
Редколлегия сайта
