Новое и интересное / Nuevo e interesante

– Ты будешь перезаписывать другие песни?

– Пока не знаю, потому что у меня огромный репертуар. Но мне не хотелось бы остаток карьеры посвятить только тому, чтобы переписывать заново свои песни, я предпочитаю искать другие пути. Возможны и комбинированные варианты, то есть, записать пару дисков с новыми песнями молодых авторов и один диск, как напоминание, с песнями, спетыми раньше. Я ещё не решил. Проблема такого артиста, как я, для которого такие композиторы, как Мануэль Алехандро и Хосе Луис Пералес написали столько хитов, состоит в том, что другие композиторы приносят мне песни, которые, как под копирку, списаны с них. Сейчас я ищу молодых авторов, 20-24-х лет, чьи песни обогатят мой репертуар, но, чтобы в то же время эти песни подходили мне, моему стилю исполнения. Это свежая струя.

– Есть разница в том, как петь о любви и нелюбви, согласно эпохе?

– Не обязательно. Поэтические образы, которые ты передаёшь, хотя в душе ты произносишь то же самое: "я тебя люблю" или " я разлюбил тебя", должны быть поданы в корректной форме для всех поколений.

– Каждая песня, как маленькая история...?

– Хорошая песня – это большая история, рассказанная в нескольких словах, в которых заключена вся сила, магия и энергия. За две-три минуты проносятся годы любви, страданий или радости. Неинтересных и проходных песен много, а песен, которые достойны стать классическими, очень мало. Прежде, чем войти в студию звукозаписи, я стараюсь делать строгий отбор песен, потому что я не собираюсь выходить для того, чтобы петь глупости.

– Есть ли такая песня, которую исполняет кто-либо из твоих коллег и которому ты говорил: "Мать честная! Почему я не записал её раньше..."

– Послушай, я не из тех людей, которые сожалеют о чём-либо и говорят: "Мать честная...!" Если мне нравится песня, и я хочу её спеть, я её пою. Меня совсем не огорчает то, что её спел кто-то другой, если она мне нравится - я её исполняю и точка. Взять, к примеру, песню My Way (Мой Путь), когда я услышал её в первый раз в Испании, полторы тысячи веков назад, я сказал: "Я хочу спеть её. Переведите её на испанский язык, потому что я собираюсь её исполнять". Моя версия в испанском варианте A mi manera и английская версия Френка Синатры My Way вышли почти одновременно. Кроме того, если ты захочешь меня проверить, то может оказаться, что он записал её раньше меня, но звукозаписывающая компания медлила с выпуском, так что я думаю, что по радио моя песня прозвучала раньше. Я стремлюсь к тому, чтобы петь то, что мне нравится, не смотря на то, что это уже спели другие. Скажу, что это не то, что я делаю всё время, разве что раз 14, 16 или 18...

– Не так давно ты проводил аналогию и говорил, что актёр 50-ти лет лучше актёра 20-ти лет… Ты правда считаешь, что это касается и певцов тоже? 

– Нет, нет, нет. Я сказал, что это происходит со мной. Что касается других, я не знаю. По тому, что я вижу, это не так. Я – случай нетипичный, исключение из правил, странное обстоятельство, ведь это нормально, что со временем голос постепенно изнашивается и портится, но я, правда, с каждым разом пою намного лучше. И я отношу это к известным медицинским обстоятельствам, через которые я прошёл в своей жизни. Внутри меня сидит новый мотор, благодаря которому я стал моложе не только духом, омолодились и многие другие органы моего организма, включая голос. Например, у меня сохранились прежними высокие тона, но стали звучать лучше низкие и средние, которые даже случайно не появлялись в моём голосе.

– Я слушаю, как ты говоришь, и твой голос звучит, как у молодого, который только начинает дебютировать и хочет завоевать весь мир; как тот, кто хочет принять участие и победить в телевизионном конкурсе «Голос»… 

– Нет, это уже не для меня, конкурсы певцов. Это нет…

– Нет, я не об этом, я о том, с каким увлечением и энтузиазмом ты говоришь.

– Я всегда такой. Я страстный любитель этой профессии. Я до безумия люблю петь. Кроме того, мне нравится, чтобы люди замечали, что мне это нравится. Те, кто делает это без желания или на автоматизме, не имеют будущего. Я – настоящий фанатик своей профессии, и я обожаю делать всё наилучшим образом. Однако я и суровый критик себя самого. И это хорошо.

– Тебе нравится смотреть на себя по ТВ, когда ты поёшь?

– Нет, когда я вижу себя по ТВ, я вижу только свои недостатки. Достоинства же пробегают очень быстро. Мой взгляд направлен на ошибки, которые я допускаю, на вещи, которые я могу исправить, потому что я очень строг к себе самому, я хочу совершенства. Такое положение меня убивает, но я также понимаю, что это и хорошо, это меня вынуждает совершенствоваться.

– На протяжении всех этих лет твоего творческого пути ты зарекомендовал себя, как артист, у которого очень хороший контакт с публикой.

– Я не являюсь артистом, постоянно смотрящимся в зеркало. Я не смотрюсь в него, когда пою. В те годы, когда я начинал выступать, не было этих школ пения, которые существуют сейчас, увешанных зеркалами, в которые эти молодые люди всё время смотрятся. Я не могу смотреться на себя вот так. Тем не менее, и это правда, когда я делаю что-то на сцене, будь то жестикуляция, движение или какой-то жест, и я вижу, что публика на него реагирует, бессознательно я его повторяю, это подмигивание публике, момент контакта с ней, и это мне нравится.

– Что ты думаешь о телевизионных конкурсах, которые проводятся в поисках новых талантов?

– Что ж, у них есть своё достоинство, и если это что-то такое, что нравится новым поколениям - вперёд. Я ничего не имею против этого. Более того, я начал выступать именно с радиоконкурсов, организованных программой Cadena Ser, когда ты должен был позвонить в студию и спеть по телефону. Я звонил им каждую неделю, только каждый раз под другим именем, чтобы никто не догадался, и каждый раз я побеждал. Спустя время, люди, работающие на радио, уже знали, что это был я, но они никому ничего не говорили, им даже нравилось, что я это делал. Они помогали мне придумывать разные имена. Думаю, что таким образом я выиграл, наверное, более 20 конкурсов.


Среди планов Рафаэля на будущее есть такой: сняться в фильме под руководством известного режиссера Алекса де ла Иглесиа. Певец уверяет, что всё уже готово, чтобы приступить к съёмкам в середине следующего года.

– Когда ты оборачиваешься назад, чтобы посмотреть на дорогу, пройденную тобой за более чем 55-летний период карьеры, что тебя привлекает больше всего? 

– Я не очень люблю ностальгировать, поэтому никогда не смотрю назад…, кроме тех случаев, когда кто-нибудь очень щепетильный меня спрашивает что-то о прошлом, и тогда я должен обернуться назад, чтобы ответить. Но я не люблю ностальгировать, что может показаться абсурдным, потому что моя карьера длится много лет, и она невероятно удачна. Я вполне мог бы гордиться ею и сказать: "Посмотрите, чего я достиг, посмотрите, до каких высот я добрался". Но это не так, потому что я всегда думаю о том, что будет завтра. То, что я сделал, то сделал. И это ушло, хорошее и плохое. Дело сделано, и мы ничего не выиграем оттого, что будем аплодировать чему-то или жалеть о чем-то. Поэтому мой перфекционизм нацелен на то, что я должен совершенствоваться ради завтрашнего дня.

– Могли бы мы сказать, что ты, как вампир, которому постоянно нужна новая кровь? 

– Мне кажется, что такое сравнение абсолютно неуместно, но… думаю, что я понимаю, о чём ты, и в этом смысле ты прав, мне всегда нужно что-то новое и нужно всегда выходить победителем. 

– Тебе нравятся новые технологии? Ты делаешь эксперименты с новыми звуками и музыкальными аппаратами?

– Мне эти аппараты не подходят, они мне не нравятся. Если ты видел меня на сцене, ты знаешь, что я много двигаюсь. Я всё время перехожу с одного места на другое, туда – сюда. И это у меня с ранней молодости, когда я только начинал петь. Ко мне тогда тоже пристраивали всякие ужасные аппараты, которые существовали в то время. Звучали они отвратительно. И я интуитивно отдалялся от микрофонов и начинал петь, я это делал для того, чтобы слышать себя самого, чтобы лучше слушать свой голос, потому что звук, который исходил от этого барахла, был ужасным. Оттуда и стиль мой – много ходить по сцене и петь а капелла. Поэтому скажу тебе, что я не очень люблю всякие аппараты и не ищу каких-то особых звуков. У меня – своё, а для другого есть техники, и они выполняют свою работу. Мне нравится чувствовать свой собственный голос, а не то, что мне возвращают динамики. Не понимаю тех артистов, которые выходят на сцену с микрофонами, которые у них чуть ли ни во рту. Это совсем не моё.

– Тебя не привлекает идея заниматься другими артистами?

– Нет, абсолютно. Это совсем не для меня. Хороший продюсер – тот, кто не собирается быть главным героем. Если я буду заниматься другими, я им все мозги проем, чтобы они были такими, как я, а это нехорошо. 

– Это нехорошо, потому что Рафаэль уникален?

– Рафээль не уникален, он один из многих.

– Я думал, что ты скажешь что-нибудь другое, что-то типа очень: «Рафаэль»…

– Очень Рафаэль? Ну, и какой же он?

– Я думал, что ты скажешь, что-то вроде того: «Рафаэль уникален и неповторим».

– Ну, ты ошибаешься. Мне кажется, что у тебя неправильное представление обо мне. Наверняка, твои родители, нет, не родители, а твоя мать, и я тебе говорю об этом со всем уважением, моя большая поклонница и, когда ты был маленьким, она пела тебе мои песни, поэтому ты бессознательно вбил себе в голову, что меня знают все, и что я уникален и неповторим… Знаешь, Мексика и мексиканцы никогда не перестанут удивлять меня.

– Рафаэль, я этого не говорил…

– Разумеется, ты это сказал, только ты не придал этому значения. Ладно, ничего страшного. Я уже привык к тому, что мне это говорят. 


Певцу 71 год, он родом из провинции Хаэн, г. Линарес. Испания.
1982: Ему вручают Урановый диск за продажу более 50 млн. экземпляров копий.
2003: Переносит пересадку печени, необходимость которой была вызвана заболеванием (гепатит B).
Рохелио Сеговиано: Театральный критик и редактор этого еженедельника, хотя он не захотел признать это в своём интервью с испанским артистом. Елена, его мама, большая поклонница Рафаэля, и с детства он слышал его песни; даже его младшего брата зовут Рафаэль, в честь “Дива из Линареса”.

http domingoeluniversal.

Перевод Елены Абрамовой

Татьяны Гореловой