34. Enamorado de la vida
ENAMORADO DE LA VIDA
ВЛЮБЛЁННЫЙ В ЖИЗНЬ
https://www.youtube.com/watch?v=Yv7keyJcBqo
2014-й год запомнился на всю жизнь - холодный ноябрь, принесший мне и боль, и жажду жить дальше. Я снова в хирургическом отделении, и снова итог операции неизвестен. В палате несколько хмурых женщин, хотя это снова 6-я палата, правда, больница другая, может потому и всё по-другому. Одна из женщин, Галия, решила со мной поговорить, а остальные, назвав лишь свои имена, предпочли слушать нас.
- Ты кто по профессии?
- Индивидуальный помощник, - ответила я.
- А что это такое?
- Cлепых за руку вожу.
- Значит ты поводырь?
- Точнее, водящая. Они называют меня "ты наши глаза".
- А я учитель. Вроде не глаза, что-то другое. Не знаю, что.
- Сердце, наверное.
- Наверное, - засмеялась Галия.
Ей понравилось определение "ты наши глаза", и она стала больше времени проводить со мной в беседах.
Нас почти в одно время прооперировали, и как только привезли в палату и положили на кровати, то мы, ассоциируя себя с двумя куклами, стали говорить безостановочно, чтобы не сойти с ума от боли. Иногда наши разговоры выглядели нелепицей.
- Ноет?
- Не ноет, а дерёт.
- Две кошки драные.
- Апельсин хочешь?
- Нет, яду и побольше.
- Шов, как рот голодной собаки, не закрывается.
- У меня тоже.
Когда на вторые сутки мы встали, то представляли собой то ещё зрелище: две скрюченные особы выползли в коридор. А там ещё несколько таких же.
- Сейчас пойдём на зелёнку, - обьявила одна женщина.
- А это что? - спросила Галия.
- Швы будут малевать зелёнкой. Кому ёлочку нарисуют, а кому птичку.
Все рассмеялись, но так вообщем и получилось: мне нарисовали ёлочку.
Вернувшись из процедурного кабинета, я решила позвонить сыну, в который раз пожалев, что у меня совсем простой телефон, без камеры и интернета. Услышав мой голос, Женя обрадовался и засыпал вопросами.
- Как ты?... У тебя ещё что-то болит?... А ты когда приедешь домой?
Я ответила на все вопросы, и он хмыкнул довольно.
- Ну, ладно, мы с дедом ждём тебя. Знаешь, как мы соскучились!
- Я тоже по вам скучаю. Что вы хоть там едите с дедом?
- Всё едим. Я кашу варю и суп. Дед говорит, что я хорошо готовлю, ему нравится.
Я еле сдержалась, чтобы мой голос не дрогнул – дома остались мой маленький сын и слепой отец, и им там совсем не сладко жилось.
- Мама, может, тебе что-нибудь привезти? - услышала я новый вопрос Жени.
- Нет, что ты! У меня всё есть. Знаешь, ты просто включи мне Рафаэля.
- Как я включу? - не понял он.
- На компьютере. А к нему поднеси телефон.
- И какую песню включить?
- Любую.
Сообразив, он выполнил мою просьбу, и через минуту я услышала голос Рафаэля - он пел о Лауре, которую не вернуть, всхлипывал, и я вместе с ним.
- Что случилось? - поинтересовалась Галия.
- Ничего. Это Рафаэль.
Я поднесла телефон к её уху, и она тоже его услышала. После Лауры были ещё несколько песен, и некоторые мы просили включить повторно.
- Мама, деньги на телефоне заканчиваются. Я отключаюсь, - сказал сын, - Но не бойся, у меня есть копейки, и завтра я тебе снова включу Рафаэля.
И действительно, завтра снова был Рафаэль. В отделении были врачи, но главным целителем оказался он, и кто бы сказал тогда, что это не так, то я бы крепко поспорила с тем чудаком.
В соседней палате лежали две женщины – настоящие пессимистки, по их мнению, всё у них было плохо, и ждать лучшего не стоит, и я решила навестить этих отчаявшихся.
- Идите в свою палату, - почти крикнула одна из них, увидев меня.
- Хотите апельсин? - спокойно ответила я.
- Не хочу, у меня от них изжога.
- А сегодня солнце. Завтра тоже обещают. Скоро выйдем отсюда, поправимся и ещё бегать будем.
- А зачем? - отозвалась другая женщина, - Кому мы такие резаные теперь нужны?
- Всегда найдутся те, кому мы нужны.
В разговоре с ними я узнала, что их никто не навещает, и им даже не звонят – вот уж повезло им встретиться в одной палате!
На следующее утро, выйдя в коридор вместе с Галиёй, мы поплелись к закутку, где стоял телевизор, вещающий какие-то новости, как вдруг она остановилась и вскрикнула – у неё выпал градусник, и шарики ртути предательски расползлись по полу.
- Я забыла, что он ещё был у меня, - произнесла она растерянно, и, превозмогая боль, наклонилась, чтобы собрать ртуть в кучку.
- Что ты делаешь? - я схватила её за руку.
- Медсёстры будут ругаться.
- Пусть ругаются.
- Все по палатам! - скомандовала санитарка, заметив случившееся.
Поход к закутку пришлось отменить, и, возвращаясь назад, Галия посмотрела на меня с благодарностью.
- Ты настояшая соцработница. Если бы не ты, то я бы натворила дел. Мне так легко с тобой.
Декабрьское солнце светило уже не так ярко, и надо было готовиться в дорогу – нас с Галиёй выписывали.
- Таких, как мы, надо на самолёте домой везти, а то наши дороги - одни кочки, так растрясёт, что и живыми можем не доехать.
- Доедем, не бойся.
- За мной должны приехать. А ты на такси поедешь? - поинтересовалась Галия.
- Да, если бы отец видел, то приехал бы за мной, он отличный водитель. Но вот случилась с ним такая беда, и ничего не поделаешь. Ничего, доеду как-нибудь. Мы с тобой самое страшное перенесли, остались живы, а раны время залечит.
- Да-а. А денёк то сегодня хороший, - улыбнулась Галия.
Моё возвращение к жизни в сине-розовом цвете.
Денёк был, конечно, не самый хороший: меня в такси санитары усаживали, и до дома я дехала еле живая, к тому же, в салоне звучала совсем не та музыка, что хотелось – а и пусть! – на что мне дано воображение? Серые пейзажи за окном растворились, вместо них появились райские уголки с пальмами и белым песком на берегу, и откуда-то издалека доносился голос Рафаэля, поющего для меня одну за другой свои жизнеутверждающие песни. Меня согрела мысль, что эти песни теперь со мной, я их знаю – и они будут со мной! Так что путь до дома показался не таким тяжёлым.
