29. El adiós
EL ADIÓS
ПРОЩАНИЕ
https://www.youtube.com/watch?v=AWNDstz5hLI
Я перелистала календарь своей жизни, и всплыла одна дата: сентябрь 2005-го года, жаркая осень и жаркие события. У меня в те беспокойные дни в голове вертелось только одно – неужели всё повторится, как у мамы?
- Ты, главное, не бойся, - успокаивала она меня, - Видишь, я жива, и ты будешь жить.
- Ну да, без груди можно жить, - вздохнула я.
- А ещё - нужно жить! Особенно, когда есть для кого. Подумай о Женьке.
Я о сыне думала каждый день, и мама это знала, просто она понимала моё беспокойство, ведь мне предстояла операция, исход которой мог быть каким угодно.
Приехав в больницу, я медленно поднялась по лестнице в хирургическое отделение, и меня определили в палату, которую все называли чокнутой - знаменитая 6-я палата, потому что, какие бы женщины туда не попадали, они начинали там себя вести весьма своеобразно. А ведь многие из них были тяжело больны, находясь на последней стадии заболевания. Я вошла в палату, поздоровалась со всеми пяти женщинами, и вдруг ахнула – передо мной сидела тётя Вера Шеньшина, которую я не видела почти десять лет. Я бросилась к ней и взяла её за руки.
- Тётя Вера! Как я рада Вас видеть! Но Вы же уехали в Россию!
Она отстранилась от меня и посмотрела непонимающе.
- Вы ошиблись, меня зовут не Вера. Я Антонина.
- Тётя Вера, ну, зачем вы так? Я же вижу, что это Вы.
У нас состоялся странный диалог, а женщины наблюдали за нами, им было интересно, чем всё закончится. Впрочем, тогда ничем не закончилось - целый день я ходила обиженная на тётю Веру, а она сторонилась меня.
К вечеру меня вызвали на собеседование к главному врачу, где говорил в основном он, а я слушала.
- Мы вам сделаем пробную операцию, удалим только опухоль, и отправим её на исследование. Если в ней обнаружатся раковые клетки, то тогда придётся сделать повторную операцию, и удалить всю грудь.
Я молча кивнула.
- Хорошо, после ужина с вами побеседует анестезиолог, а теперь можете вернуться в палату, - сказал он важно и стукнул карандашом по столу.
Я вышла из кабинета, почувствовав, что мои ноги подкашиваются.
На следующий день мне сделали операцию, и, как только привезли в палату, Антонина стала заботливо ухаживать за мной, подносила мне стакан с водой, поправляла одеяло и следила за капельницей, когда медсестра выходила. Два следующих дня были выходными, врачи не заходили к нам в палату, только медсёстры иногда… Чтобы поругать нас всех за нарушение тишины. Потому что с наступлением темноты мы начинали рассказывать анекдоты и смешные истории и при этом так громко смеялись, что не давали заснуть другим больным в отделении. А эти больные, услышав наш смех, тоже начинали смеяться, настолько это было заразительно. Дежурные медсёстры не могли с этим справиться.
- Опять чокнутая палата веселится.
В понедельник начался обход, и тут я узнала имя моей тёти Веры: её действительно звали Антонина. Поверить было трудно, но ведь все в палате ещё с первого дня называли её так, а теперь и врачи – и я смирилась. В ней всё было, как у тёти Веры: и лицо, и рост, и голос, и даже мимика и жесты - я такого полного сходства ещё ни разу не видела. Моя ошибка состояла только в одном – я забыла, что прошло почти десять лет с того дня, как я видела тётю Веру последний раз, и теперь она должна была быть шестидесятилетней женщиной, а «новой тёте Вере» не было ещё и пятидесяти.
Женщины палате менялись, а нас с ней никак не выписывали: у неё результаты анализов долго не приходили, а у меня была температура, которую долго сбивали. Нас даже называли долгожителями в отделении. Больше месяца мы пробыли в больнице, и больше месяца длилась наша дружба. Наконец, пришло заключение по моему образцу, и на обходе врач торжественно обьявил, что повторной операции не будет. Антонина бросилась меня обнимать.
- Это счастье! Счастье! Ты будешь жить!
Мы плакали, как девчонки.
На следующий день в окно палаты ударил яркий солнечный свет, такой непривычный для октября, что все женщины приняли это за добрый знак, особенно Антонина.
- Жизнь продолжается, перезимуем девчата.
А потом она спросила меня:
- Расскажи о тёте Вере. Какая она?
- Такая, как ты, - ответила я.
У реальной тёти Веры было много шутливых историй в запасе, и я рассказала Антонине одну из них: «Я – Шеньшина». История ей понравилась, и она засмеялась.
- Да-а, досталась же ей фамилия.
- Мне интересно, почему вы так похожи? Может, какое дальнее родство?
- Вряд ли. Твоя тётя Вера русская, а я полька. Это просто совпадение, - заключила Антонина.
Её выписали раньше меня, и в день выписки она долго держала меня за руку, не желая расставаться.
- Через месяц я приеду на обследование. Ты ведь тоже приедешь. Как бы хорошо было, чтобы наши визиты совпали.
- Совпадут, не бойся, - ответила я.
Увы, этого не случилось. Я приехала, а с ней не встретилась, стала интересоваться у всех, и мне ответили:
- Через две недели после выписки её срочно положили на повторную операцию, и она умерла на операционном столе. Сердце было слабовато.
Я в парке.
Я вышла из больницы, не чувствуя ног, казалось, что небо упало на землю - моя тётя Вера из "Экрана", смешливая и задорная, покинула меня навсегда. Нет, это была Антонина, но в ней было столько от тёти Веры, что это было неразделимо. В тот день, 15 октября, мы не стали прощаться, просто помахали друг другу рукой… И даже месяц спустя мне так не хотелось произносить эти два слова:
- Прощай, подруга.
Жизнь потом закрутилась, в ней было много и хорошего, и плохого, но я никогда не забывала, что уже через год из всей 6-й палаты в живых осталась я одна.
