Historia de amor.1972

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ.1972

"Мы поженимся в начале следующей осени"

"Достойным" мужчинам, занудам, тем, которые знают все; тем, которые выражают мне соболезнования; тем, которые знают «всю правду», которые улыбаются хитро, которые возвращаются; тем, которые" понимают" в жизни остальных; тем, кто выставляются образчиками славы, срывая вывески; тем, которые наслаждаются, разбивая сосуд с водой, лицемерам, возмутителям историй; горько-сладким; тем, которые "помогают" правде; которые советуют тебе, потому что любят тебя больше всех в мире, «черным птицам всех сточных канав», и т.д., и т.д., «пророкам нашего времени», я посвящаю в этот весенний, почти летний день, эту историю любви.

Подпись под фото:
Дон Альваро де Фигероа и Торрес граф Романонес держит на руках свою маленькую внучку Наталию

Мы условились, встретиться в семь часов вечера этого майского дня, в доме Натальи. Открыты окна, с видом на итальянский сад, на мраморную террасу, на цветы на клумбе. Птицы поют, и так далее. Меня преследует изречение Иоанна Крестителя, которое я использую очень редко, но которое хочется извлечь из закромов моей души, в данном случае: «И с наступлением ночи мы будем испытаны любовью». Как-то так, это говорится. Хорошая насмешка, чтобы продолжить беседу, я даже назвал бы ее исповедью, одного и другого, Наталии, часто подруги по профессии и журналиста. Я говорил Наталии, с некоторых пор, что, если в душе ее сжигает правда, как жар, как раскаленные угли, нужно решиться и рассказать ее. Нужно поделиться ею. Слишком много было разговоров. Говорилось много. Писалось еще больше. Журналист узнал эту правду из уст самой Наталии, несколько недель назад и, как уже многие вещи, хранил ее, эту разделенную правду, как цветок эдельвейса в фольге. Я вглядывался в темные круги под глазами Наталии и видел, что ей хотелось кричать. Я получил письмо от Рафаэля, написанное собственноручно, из какой-то американской гостиницы. Из роскошного «люкса». Это было простое и ясное письмо. Он рассказывал мне о чем-то и просил у меня, если не совета, то, по крайней мере, понимания. Было слишком много заинтересованных людей и, с другой стороны, ясно, что невозможно было писать, о чем эта история.

Причины составляют часть личной жизни наших людей, нашей страны. Но Наталия и Рафаэль, несмотря на все трудности, возвели стену и боролись по другую сторону, не теряя ни лица, ни улыбки. Видите, просто я, в этом длинном предисловии, собираюсь с мыслями, в ожидании, что придет крохотный, элегантный лифт, который должен будет поднять меня в большую комнату, с высокими потолками, где увядает в вазе с водой срезанная роза. Где книги, цветы, журналы, диски, картины, фотографии. Письмо от Буэро, написанное недавно; другое от Максимо, и третье, которое Наталия только что положила передо мной. Она говорит - среди других ужасных вещей, следующее: «..., если ты вступишь с ним в брак, мы даем тебе двадцать четыре часа жизни...».

Естественно, речь идет о незнакомке, влюбленной в Рафаэля. Эта, так называемая "фанатка", своего рода розовая пантера, спрятавшаяся в Боге, знает как мал и слезоточив уголок скромного испанского дома. Наталия, немного усталая, но я сказал бы, сияющая. Я принес ей билет на Ибицу, где она и прочтет эту хронику, или, что будет, бедняжка. Мы садимся на диван. Вчера она сделала блестящий блок заметок в этом разделе газеты. Она не носит никаких драгоценностей. Она не курит. Она отпила из моего стакана безалкогольный напиток. Ее сестра, очень красивая и недавно возвратившаяся из Вашингтона, изредка поглядывает на нее большими глазами.


Подпись под фото:
Слева вверху, Наталиа Фигероа вручает свою первую книгу "Сказал ветер..." Пересу Пуигу. (В некоторых источниках Перес Пуч, режиссер театра и телевидения) Внизу, в классической мантилье, Наталия участвует в сборе пожертвований на борьбу с раком. В центре, великолепная фотография Gyenes: первый большой выход в свет, Наталия вместе с Мартой Алонсо Мартинес и Кристиной Чаварри. Справа, Наталия c Лусией Босе.

Наталия мягко улыбается и открывает свои голубые, сияющие глаза. Максимо говорит, что они магнетические. Посмотрим. Я не хочу делать большие перерывы в этой беседе, только если ей нужна короткая передышка или вздох. На стеклянном столе лежит распечатанное письмо. С пожелтевшей от времени фотографии на нас смотрит Романонес, мифический Романонес, дедушка Наталии, которая продолжает улыбаться.  
- Рассказывай, Наталия.

Говорит эта женщина очень мягко. Мы одни. Хуана Биарнес не в счет, ее как будто нет. Возле увядающей розы – фотография без рамки. С нее на нас смотрит Рафаэль. Фотография с простым посвящением: «Наталия, это для тебя.» Хочу сказать Вам, со всей правдой, что я никогда не напишу это магическое слово Рафаэль с "Р" и "h", по той простой причине, что сегодня его так произносит Наталия: Ra-fa-el.

МЫ ВЫХОДИМ ВМЕСТЕ УЖЕ ГОД

- Послушай, мы знали друг друга и были друзьями долгое время. Но год назад мы стали появляться вместе чаще, потому что он был в Мадриде, отдыхал после болезни. Мы ходили в театр, кино, танцы, в дома к общим друзьям.

- ... Ты помнишь, как появилось известие о свадьбе в Мехико?

- Тогда мы диву давались, потому что в тот момент вовсе не думали о свадьбе. Мы, действительно, были тогда, хотя это и звучит банально, просто очень хорошими друзьями. Мы продолжали видеться иногда. Мы посылали друг другу открытки, мы переписывались. Я была здесь, работала здесь. Он был далеко, он работал в других странах. Когда он приезжал, мы выходили вместе. Нам было очень хорошо вместе, очень спокойно, мы были счастливы. Постепенно эта крепкая дружба превращалась во что-то другое, во что-то большее, чем дружба. Мы уже не появлялись вместе там, где могли бы быть фотографы или журналисты. Именно потому, чтобы не казалось, что нам нужна какая-нибудь реклама. Смотри: по этой же причине не публиковались никогда фотографии, где мы были бы вместе. Потому что мы категорически не хотели никакой рекламы ни в журналах, ни на телевидении, ни в газетах... Понимаешь это?

— Я это понимаю.

Она очень красивая. Красивая, как никогда. Новая женщина проглядывает в этих глазах, больших и круглых, как у ребенка, слегка потемневших; эти дикие глаза Наталии.

— Наши фотографии были только нашими, как воспоминание.

— Сейчас мы напечатаем их, Наталия.

ЖУРНАЛЫ ОТ ВСЕГО СЕРДЦА ПЕЧАТАЛИ «УЖАСНЫЕ ФОТОМОНТАЖИ»

— Хорошо. Мы оба решили сделать это. Нас страшат эти, ужасно сделанные фотомонтажи. Так как печатались самые худшие, самые старые фотографии, мои и его. Так как становится больше рекламы, больше, чем мы могли вообразить. Так как все это раздражает.

— Вы знали, чему подвергали себя. Страна - это страна. Ты - известная женщина, он - популярный человек; это естественно, что...

Наталия мгновенно повышает голос. Лишь на мгновение.

— В этой стране кажется, что ты оскорбляешь других, если появляешься с человеком и не объявляешь торжественно, с тысячами приглашенных, что завтра вы женитесь. Почему не могут допустить, что люди могут видеться, общаться, выходить вместе и больше ничего?

Потом Наталия, Наталиа Фигероа, вновь замыкается в себе. Дымка этого вечера, я сказал бы, что летнего, дрожит за стеклом салона. Иногда звонит телефон. В проигрывателе, звучит песня. Наталия говорит, что это песня Рафаэля, что она ей нравится, потому что это хорошая песня, которая называется "Привычки". Однако я слышу «Я так тебя люблю». Я говорю ей об этом и, ее бледные щеки вспыхивают.

— Хорошо. Наталия... А теперь?

СВАДЬБА ДОЛЖНА БЫТЬ В УЗКОМ КРУГУ

- "Теперь, да, но мы не думали о женитьбе до недавнего времени. Совсем недавно. Мы не хотим, как я уже сказала, ни малейшей рекламы. Оба мы считаем, что свадьба должна быть в абсолютно узком кругу, что люди должны понять и принять это. Что она интересна и важна только для нас...

- Я боюсь, вы знаете, что это будет невозможным ...

- Я знаю, я знаю. Есть люди, которые предпочитают свадьбы с большим количеством друзей и гостей. Другие, только не мы. Мы хотели бы свадьбу совсем другую. Рафаэль сказал на днях: "Наша свадьба не будет народным праздником". Мы хотели бы сказать вдруг однажды: "Мы поженились" и больше ничего.

— Кто-то говорил мне, что вы уже сделали это.

Наталия поворачивается в профиль, и вскидывает голову, отбросив волосы. Из своего уголка на нас смотрит Дон Хосе Мария Пеман, по-отечески, улыбаясь, который, несколько дней назад, просто протянул Наталии и Рафаэлю руку, одной из своих статей в АВС.

— Нет, мы этого не делали

— Но вы поженитесь.

— Да. Мы поженимся.

— Когда?

— Скоро, но не слишком. Я хочу сказать, ни завтра, ни раньше.

— Ясно. Но, когда?.. Этим летом? Этой осенью?

МЫ ПОЖЕНИМСЯ, НАВЕРНОЕ, В НАЧАЛЕ СЛЕДУЮЩЕЙ ОСЕНИ

Примерно в начале осени. Теперь, когда приедет Рафаэль, окончательно определимся. Я говорю о точной дате. До сих пор еще нет фиксированной даты свадьбы. Я тебя уверяю. Меня очень печалит то, что думают, будто это рекламный трюк. Я не играю такими серьезными вещами. Тем более он, ты знаешь? Неужели ты думаешь, что мне нужна реклама, или может быть ему? Я думаю, что просто есть желание поговорить. Мы все слишком много говорим в Испании...

— Ты испанка; он испанец. Наталия. Не забывай, что...

— Я это и говорю, потому что это моя страна, именно поэтому, и еще потому, что живу я именно здесь. Мы легко составляем мнение друг о друге, часто, не зная друг друга. Это опасно. Мы ошибаемся так часто... и приносим, иногда желая, иногда случайно, зло, много зла. Мы с Рафаэлем сейчас как в витрине, на виду, и все могут судить, думать, говорить, молчать, комментировать, советовать

И я говорю: по какому праву?.. Она громко вздыхает, пристально смотрит в мои глаза.

— Меня иногда бросает в дрожь от дерзости многих людей. Их наглости думать. Осуждать. Они хоть немного всматривались в себя спокойно? Как выразился Пеман в своей статье, недавно вышедшей в свет, в ABC: «Как еще никто не осмелился...?»

У Рафаэля есть одна песня, которую я часто долго слушаю, называется она «Первый камень" - песня бесспорно на библейский сюжет и на испанский манер. Наталия непрерывно исповедуется медленно, медленно, как скрытый источник, что изливается на меня:

ДО ЧЕГО ЖЕ МЫ ДОЙДЕМ?

— Я считаю несправедливым, что популярные или знаменитые люди служат мишенью, чтобы выливать на них все неудачи, всю злобу. Я думаю, что нужно играть честно, чище. Нет, это не справедливо. Я думаю, что это слишком дешевая игра. «Если кто-то популярен или отличается от остальных, приведем его к позорному столбу. Так мы передохнем немного». Тико, я тебе говорю: до чего мы дойдем?..

Я молчу и смотрю на Наталию, ту другую, что внутри, под синей блузкой. Я вижу также дедушку, Романонеса, который смотрит и слушает нас со своего портрета.

— Наталия, расскажи о Рафаэле, о себе и об этих людях, которые говорят «я не понимаю», которые соболезнуют...

— Ну что же, я этим людям, которые мне говорят «я не понимаю» сказала бы: «Я тоже не понимаю ни этого, ни что с тобой, ни что с вами, однако, я молчу». Возможно, потому что у меня больше такта и больше уважения к другим. Про меня и Рафаэля ходит много слухов, версии на любой вкус. Должно быть, им просто здесь нечем заняться. Людям нужны темы, чтобы "убить" время. Чтобы болтать и болтать... Все знают «обо всем очень хорошо», все "все видели", все " все слышали", а на самом деле никто ничего не знает, не видел и не слышал. Но... так пишется История.

ПРЕВЫШЕ ВСЕГО ЛЮБОВЬ

— Так пишется, Наталия; так пишется история любви. Скажи мне, расскажи мне... Разве нет песни у Рафаэля, которая называется «Поговорим о любви»?

— Да, думаю, да.

—Так поговорим о любви, Наталия.

— Что я могу тебе сказать больше того, что уже сказано? Между мной и Рафаэлем много всего. Но превыше всего - любовь. Потом, у нас много общего. Идеи, вкусы и интересы. И абсолютное взаимное уважение. Уважение, которое исходит из наших профессий, нашей работы. У него есть профессия, которой он посвятил всю свою жизнь, за которую он, изо всех сил, сражался с детства. Профессия, которая меня волнует и которая для него является страстью.

Я работаю, так же, в профессии, которую давно выбрала и которая мне нравится. Нам спокойно, мы счастливы, когда мы вместе; нам грустно, когда мы не вместе. Мы любим друг друга. Нужно ли добавить что-то еще?

— Да, Наталия. Нужно.

Я понимаю это, но это нужно пройти до конца. Наталия примирилась и широко улыбнулась. Ей тридцать два года, она уже не девочка, знает чего хочет и до чего может и должна дойти.

— Существует опасность, Наталия: что между тем, что мы говорим, и днем свадьбы, если вы будете медлить, вам поднимут стену или выкопают канаву...

— Я знаю это, но рискую. Стена построена с некоторых пор; канава вырыта давно. С тех пор, как мы появились вместе во второй или третий раз. Так что...
Они переписываются регулярно, почти ежедневно. По коду говорят по телефону. Наталия получает свидетельства страданий и то, что называют анонимными угрозами. Она говорит мне, что сейчас она больше наполнена жизнью, и говорит это просто; что пишет с большим желанием и хочет, чтобы он заметил это. Что, кроме того, знает, что своим браком она усилит призвание писательницы.

НИ МУЖ НАТАЛИИ ФИГЕРОА НИ ЖЕНА РАФАЭЛЯ

— Во всем?

— Почти во всем. Он относится с большим уважением к тому, что делаю я, а я, с большим уважением к тому, что делает он. Когда мы будем вместе, мы не будем ни мужем Наталии Фигероа ни женой Рафаэля. Мы будем каждый тем, кем мы были до сих пор, до брака. Ты понимаешь меня? Ты хочешь понять меня?

Я сказал ей да, с любовью. Строго.

Им сказали обо всем, этим двоим. Наталия чувствовала себя менее смущенной, от всего. Негодование, гнев, отвращение, грусть. Они прошли через все это стойко, не дрогнув. И они выжили. Бог благословил их. Он спросил у них, или они просили его. Наталия покраснела.

— Это слово, которое мне не нравится...

— У меня нет другого под рукой, Наталия.

«РАФАЭЛЬ ПОГОВОРИЛ С МОИМ ОТЦОМ, КОГДА ОН ДОЛЖЕН БЫЛ СДЕЛАТЬ ЭТО


— Я это уже знаю; как и все другое, о чем говорят... Я знаю, что Рафаэль говорил с моим отцом, когда он должен был это сделать, знаю, что он приходил в дом много раз, знаю, что в семье; когда они его узнали хорошо, узнали, какой он... Я знаю, что я выйду за него замуж.

— Где?

— Мы этого не знаем.

— Где вы будете жить?

— В Мадриде. Но ни в моем доме, ни в его. Может быть, во временном загородном доме.

— А церемония? Какой будет церемония?

НИКАКОЙ СВАДЬБЫ В JERONIMOS, НИКАКИХ ШЛЯП И ХОРОВОЙ МУЗЫКИ

— Да я могу сказать тебе, что это не будет, как многие думают, свадьба в отеле "Los Jeronimos" с широкополыми шляпами и хоровой музыкой... Нет... Но я думаю так не только сейчас, а всегда... Да я могу сказать, что я не буду делать того, что могут все.

Она говорит мне об оливковом дереве и о каменном дубе. О пейзаже, который она видит из своего маленького домика в Толедо. О книге «Nicolбs и Alejandra», которую читает. О людях, которые дают ей советы и говорят, что она должна делать. Она говорит мне о семье Рафаэля.

Я желаю им удачи. Я желаю им удачи. И здесь, я благодарю Наталию за то, что она дала мне возможность, написать эту простую и очаровательную историю любви.

Просто, это.

Тико Медина
28.05.1972
ABC
Перевод Люсии
Опубликовано на сайте 06.06.2010