Con Gabriel García Marquez, en Mexico. 1977

С ГАБРИЭЛЕМ ГАРСИА МАРКЕСОМ, В МЕКСИКЕ. 1977

Его «Сто лет одиночества» переведены на два десятка языков.

«Мир был таким новым, что многие вещи не имели названия, и на них приходилось показывать пальцем...» (цитата из романа «Сто лет одиночества» – прим. пер.)

Он есть плоть от плоти Новой Америки, изобилующей гениальными штрихами в литературе.

«Габо», как его фамильярно называют все, кому не лень, Габриэль Гарсиа Маркес, странник в мире откровенной южной беллетристики, является той яркой личностью, на которую показывают пальцем, со всей своей популярностью, премиями и наградами. Колумбия, Испания, сейчас и Мехико, – вчера ещё не имели о нём понятия. Сейчас он известен своим «Сто лет одиночества», переведённым на двадцать языков. И постоянно за ним следуют те, кто ему дороги: его жена Мерседес, и Родриго, и Гонсало (их сыновья – прим. пер.).

Это личность, достойная Нобелевской премии, которая его пока ещё не достигла. С легкой улыбкой он говорит, что так же было и с Толстым, Мальро, Прустом, Джойсом, Кафкой... И это не важно. Зато он живёт спокойно и иногда по вечерам у него есть время для интервью.

Когда я впервые приехала в Колумбию, в мае прошлого года, сразу же поинтересовалась:

– Он здесь?

– Нет, – сказали мне. – Он живёт в Мехико.

Познакомилась я с ним в Барселоне, несколько лет назад. Тогда, спрашивая о нём, мне тоже казалась, чуть ли не чудом, возможность увидеть его. Это был период самого «бума», громкого и впечатляющего успеха романа «Сто лет одиночества» (одно из важнейших, наиболее запомнившихся литературных достижений), который превратил его (автора – прим. пер.) в личность знаменитую и гонимую, окружённую вниманием и недоступную.

«Пройдёт много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит  тот далёкий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лёд. Макондо было тогда небольшим селением с двумя десятками хижин, выстроенных из глины и бамбука на берегу реки...» (цитата из романа «Сто лет одиночества» – прим. пер.)

– А Макондо существует? (место действия в романе «Сто лет...» – прим. пер.)

Спросила его по приезде в Боготу, с тем же восхищением и точно такой же интонацией (уверена в этом), какие бывают у паломника по неким святым местам.

– Существует?

– Да, – отвечают мне, – но с другим названием. Это – Аракатака.  А Макондо – так называлась банановая плантация неподалёку.

Не знаю, имеет ли отношение Гарсиа Маркес (наиболее поразивший меня писатель, каюсь) к моему восторгу от Колумбии. Но его образ, его ореол, названия его книг и их персонажей, следовали за мной в течение всего пребывания в этой стране, каждый миг.

– Знаешь, мальчишки из Аракатаки показывают туристам всё, что описано в книгах: «Здесь писал Гарсиа Маркес, а там жила Ремедиос Прекрасная, а это был дом Буэндиа, а где-то здесь ходил Аурелиано Тристе...» (персонажи романа «Сто лет...» – прим. пер.). Янки просто с ума сходили, фотографируя всё это, награждали детвору щедрыми чаевыми и отправлялись восвояси такие довольные!

Это рассказал мне сам автор, сейчас, во время моего почти двухмесячного пребывания в Мехико. Мы сидели в кабинете его прекрасного дома, которым он владеет в районе Сан Анхель. Деревья в саду были видны в огромное окно, полное солнца, тёплой зимы и тишины.

– Давай, я покажу тебе дом, где написал «Сто лет...».

Мы заезжаем по пути из Телевизионной студии. Машину ведёт Габриэль. Рядом сидит его жена Мерседес. Я вдруг ощущаю своё единство с Рафаэлем, который сейчас записывает музыкальную программу. Ищем дом: ул. Лома, 19. Останавливаемся.

– Вот этот дом.

Он провёл здесь два года, здесь написана половина его великолепного романа «Сто лет...». Составлял планы. Вообще-то,  это тянулось семнадцать лет: обдумывал, подготавливал, делал наброски, писал, перечёркивал, переделывал, исправлял, рвал, начинал заново...

– Много исправлял, Габриэль?

– Очень! Порой рвал всё, что написал за день.

Нет, он не верит ни в «божественное вдохновение», которым прикрываются многие лентяи, ни в музу, которая сегодня есть, а завтра – нет. Это – труженик от литературы, с точным расписанием, чётким, неизменным. С девяти утра до двух пополудни.

– Когда мальчики приходят обедать, тогда заканчиваю.

Обедают они все вместе, вчетвером. Он, Мерседес, Родриго и Гонзало. Разговаривают, смеются, спорят, обсуждают, подшучивают друг над другом. Это они обожают. У них одна из самых дружных семей, какие мне доводилось видеть. Мальчики – высокие и сильные. Им – шестнадцать и тринадцать.  Родриго в сентябре поступает в Гарвард. Ему нравятся математика, биология. Гонзало  – «художник». Он любит рисовать. Вообще увлекается очень многим.

– Они не любят заниматься вне дома. Поэтому здесь полно разных преподавателей, по всем предметам, которые мальчикам нравятся.

Когда-то, в один прекрасный день, Маркесы сорвались из дома и отправились в Барселону. Гарсиа Маркес собирался написать «Осень патриарха». Думал, что двух лет ему будет достаточно.

– Но мне понадобилось семь...

Поэтому пришлось отправить патриарха на тот свет и поставить жирную точку в романе.

«... чуждый жизни, глухой к неистовой радости людских толп, что высыпали на улицы и запели от счастья, глухой к барабанам свободы и фейерверкам праздника, глухой к колоколам ликования, несущим людям и миру добрую весть, что бессчётное время вечности, наконец, кончилось» (цитата из романа «Осень патриарха» – прим. пер.).

И они вернулись в Мехико. С только что законченной «Осенью патриарха» под мышкой; и ныне – несомненно, любимец, конечно, – «книга года» в США. Купили старый дом и принялись его обустраивать.

– Не писал почти год, – говорит мне Габриэль. – Был занят с каменщиками, малярами, плотниками...

Дом уютный, тёплый. Старинные балки на потолке. Меблировка светлая, современная, удобная. Камин – «из тех, что много топятся», как объяснил мне сам Маркес. И поленья возле камина – вовсе не декорация. А ещё диван из тёмно-красной кожи, который Мерседес долго искала, а Габриэль как-то нашёл в Италии... В глубине сада – студия-кабинет писателя.

– Здесь я живу.

– Но обедаешь-то ты в доме?

– Это когда Мерседес меня позовёт!

В кабинете – совсем небольшая библиотека («Габо хранит не очень много книг, – рассказала мне Мерседес. – Моного раздаривает, как только их прочитает».). Зато большая фонотека, весьма аккуратно упорядоченная. Письменный стол, очень удобный диван, камин, множество растений, много света; очаровательная фотография всех их четверых, сделанная много лет назад в Барселоне; и температура – чуть ли не тропическая.

– Мне для работы нужно много тепла, – поясняет Габриэль. – Не могу писать, когда холодно.

На одной из белых полок библиотеки стоят двадцать один том «Сто лет одиночества» в переводах на другие языки. Думаю, как же всё таки повезло тем, кто может читать Гарсиа Маркеса на языке оригинала. Не знаю, каковы переводы, но испанский этого писателя – это нечто совершенно нестандартное.

– Я читал его по-английски, – говорил мне не так давно актёр Энтони Куинн (популярный американский актёр и режиссёр – прим. пер.). – Уверяю, это что-то невероятное.

Куинн  только что приехал в Мехико снимать «Сыновья Санчеса». Мы завтракали с ним, с Хакобо Заблудовски (мексиканский журналист – прим. пер.) и его женой, Кристианом и Мигелем Алеманом (бывший президент Мексики – прим. пер.). Разговор шёл о Гарсиа Маркесе. Энтони Куинн, познакомившись с ним, стал одержим идеей экранизировать «Сто лет...». Но автор отказывается продавать свои права. Год назад он запросил за это с Мексиканского телевидения миллион долларов. А теперь он просит: «Миллион долларов мне и четыре миллиона – на дело революции в Латинской Америке...». И ухохатываясь, восклицает: «Да это просто такой вариант отказа, когда не хочется продавать права»!..

В Колумбии Маркесы пробыли два летних месяца. У них квартира в Боготе.

Я поинтересовалась у Габриэля, почему он не живёт в своей родной стране. И получила ответ:

– Потому что там я не могу быть нейтральным. И вынужден ежедневно часами приводить себя в беспристрастное состояние, чтобы смочь писать.

В кабинет входит Родриго. Он может говорить со мной на каталанском (господствующий язык), и со смехом рассказывает мне, как в Барселоне они выучили английский, а в Мехико – французский.

– Мы – весьма выдающиеся!

Входят Мерседес и Гонзало. Звонит телефон. Старший из мальчиков отвечает и, выслушав, очень серьёзно говорит:

– Вы и представить себе никогда не могли, что разговаривали с сыном писателя–лауреата!

Его отец смеётся:

– Ну, ты представляешь! В этом доме меня вообще никто не празднует!..

Он просто млеет от своих сыновей (дословно: «пускает слюни» – прим. пер.)

Спрашиваю младшего, прочитал ли он всё, что написал Гарсиа Маркес...

– Почитал... Да, я прочитал «Сто лет одиночества» на английском...

Все смеются. Здесь царит весёлое настроение, вся семья – с чувством юмора.

– Тебя называет «Габо» весь мир? – интересуюсь.

– Да, даже те, кому и не следовало бы...

Он вернулся осенью и к началу зимы переехал на Кубу, готовя следующий роман.

– Но он не имеет никакого отношения к политике.

Когда я спросила его о мексиканских авторах, он, не задумываясь, ответил:

– Здесь есть самый лучший испаноязычный писатель, это Хуан Рульфо.

Во время нашего пребывания в Мехико с семьёй Маркесов мы виделись не раз.

Однажды, когда они собрались все вместе, чтобы пообедать с нами у них дома, мы организовали встречу с Марией Долорес Прадера (испанская певица и актриса – прим. пер.)...

– Когда тебе вручат Нобелевскую премию? – спросила я как-то у Габриэля.

Он смеётся надо мной. Я настаиваю:

– Я говорю совершенно серьёзно!

Немного подумав, он отвечает:

– Видишь ли, когда её получил Эчегарай (испанский драматург, профессор – прим. пер.)... считаю, что это заслуженно. А если мне её не дают, то меня это не волнует, ведь то же самое было и с Толстым, Мальро, Прустом, Джойсом, Кафкой...

Возвращаемся в Испанию в ноябре. Его «до скорого» звучит в обеденном зале под названием «Мимоза» отеля Аристос (где мы жили). Маркесы уезжают отсюда прямиком в их дом в Куэрнаваке, где они проводят почти все уик-энды, на солнце, в тепле и покое...

Метрдотель из ресторана просит автограф на экземпляре книги «Сто лет одиночества».

– До скорого...

«Мир был таким новым, что многие вещи не имели названия, и на них приходилось показывать пальцем...»

Насколько же спокойным может оставаться писатель, будучи так талантлив, чтоб подарить нам свои невероятные «Сто лет одиночества»...

Наталия Фигероа
20.03.1977
АВС
Перевод Марианны Макаровой
Опубликовано на сайте 21.07.2010