Agustín de Figueroa y Alonso-Martínez, marqués de Santo Floro
АГУСТИН ФИГЕРОА И АЛОНСО-МАРТИНЕС МАРКИЗ ДЕ САНТО ФЛОРО
Младший сын знаменитого политика и виднейшего государственного деятеля графа Романонеса, Агустин Фигероа и Алонсо-Мартинес маркиз де Санто Флоро, по его собственному признанию, родился и вырос в семье, где ни о чем, кроме политики, охоты и поло, вообще не говорили.
Однако своеобразные черты характера маркиза, его природные склонности предопределили иные интересы, иной жизненный путь...
Он выделялся из своей среды очевидной принадлежностью к миру искусства и культуры, достаточно рано проявил себя, как писатель, драматург, автор увлекательных журнальных публикаций и талантливый лектор, а в некоторой степени и просветитель, основавший и редактировавший такие издания, как “Mundial” и “Gran Mundo”.
Агустин Фигероа является автором ряда известных книг, среди которых наиболее заметны “Cuentos trágicos”, “Sor amor”, “El reloj parado”, “La condesa de Merlín, musa del romanticismo”.
Успехом пользовались произведения, написанные им для театра: “El fantasma”, “La señorita del mirador”, “Ausencia”.
В 1928 году он поставил по собственному сценарию и по сей день незабытый художественный фильм “Sortilegio”, в котором снялся в главной роли в дуэте со знаменитой Кончитой Монтенегро, в то время еще совсем юной актрисой.
Первые громы гражданской войны нарушили творческую атмосферу, царившую в испанской богеме того времени, а жестокости лихолетья не обошли стороной и маркиза де Санто Флоро. Несколько месяцев он провел в мадридской тюрьме по обвинению в «принадлежности к испанской аристократии» (!), и только непосредственное вмешательство и личное заступничество президента Франции Леона Блюма помогло ему избежать участи многих и многих достойнейших представителей испанский элиты, сгинувших в застенках как республиканцев, так и противоположной стороны…
С помощью южноамериканских дипломатов дон Агустин покинул страну, переодевшись аргентинским моряком, а из документов при нем только и было, что бумажка, начинавшаяся словами: «Заключенный Фигероа…». Под этим названием и вышел сборник его воспоминаний о тюремном опыте, написанный в самой сдержанной манере, без тени ненависти или злопамятства, и озаглавленный: «Воспоминания заключенного Фигероа».
Гражданская война стала жесточайшим испытанием для маркиза и его юной супруги. Не только повседневные лишения, страх за свою жизнь и безопасность близких пришлось пережить молодой семье, но и беспредельное горе потери их первенца, трехмесячного Хосе Игнасио. Это не могло не наложить отпечаток на дальнейшую судьбу Агустина и Марухи, их восприятие действительности, необыкновенно трепетное отношение к детям…
К сожалению, даже безграничная любовь родителей не в силах уберечь тех, кто так дорог их сердцу, и маркизам пришлось пережить еще один жесточайший удар – безвременную смерть Матильде, младшей дочери, любимейшей подруги Наталии...
Это печальное фото сделано за 4 года до смерти Матильде. Агустин Фигероа с дочерьми на тех самых похоронах, когда Рафаэль «был в Австралии».
Однако земной путь – это не одни лишь потери, это еще и 53 года, прожитые маркизом в законном браке, любви и взаимопонимании с доньей Марией Гамбоа и Морено это - чудесные внуки, начиная от самой старшей, блестящей исумасбродной Марты Чаварри, и до малыша Мануэля; правнуки, первого из которых, юного маркиза Кубаса, сына Марты, дон Агустин еще успел прижать к сердцу; это искренняя привязанность к нему множества людей, покоренных его обаянием, бесконечная радость общения с единомышленниками и соратниками, среди которых такие персоны, как Мария Герреро, Гальдос, Бенавенте, Маркина, Карлос Морла, Гарсия Лорка, Альтолагирре, Габриэла Мистраль, Луис Эскобар, Колетт и Франсуа Мориак...
Много лет назад, глубоко тронутый восторженным отношением советских рафаэлистов к творчеству Лорки, дон Агустин откликнулся на послание из ленинградского клуба сердечным письмом и прислал старое фото, где он запечатлен с Федерико, с которым одно время был особенно близок.
Если в двадцатом веке еще возможно было существование классического артистического салона, то таковой, безусловно, размещался в гостиной маркиза де Санто Флоро. Не это ли, при первом же посещении родительского дома Наталии, до такой степени очаровало Рафаэля?
Парадный портрет кисти Агустина Сегуры в библиотеке мадридского дома маркизов де Санто Флоро.
Похоже, это та самая гостиная, в которой состоялись знаменитые переговоры между доном Агустином и его будущим обожаемым зятем, гостиная, в которую Рафаэль вошел, как "официальный враг семьи №1", а вышел... да нет, так и не вышел, а остался в этом доме, в этой семье навсегда!
Те самые стены, в которых Рафаэль, по его собственному "глубочайшей искренности признанию", провел свои "самые блестящие, самые человечные, самые чистые 10 минут из всех, что прошли вне сцены", сумев сломить предубеждение маркиза против возможности брака его дочери с самым знаменитым певцом Испании и добившись руки Наталии:
- Агустин, как Вам хорошо известно, я встречаюсь с Вашей дочерью. И мы оба знаем, как страстно Наталия привязана к Вам. Для Вашей дочери Вы являетесь…
- Являлся, - прервал меня он, очень напряженный.
Одна из гостиных в доме маркиза, служившая местом встреч
значительной интеллектуальной элиты его эпохи...
- Нет, Агустин, вы ошибаетесь. Вы и только Вы являетесь самым важным на свете для Вашей дочери. Потому единственное, что я собираюсь сказать Вам, это то, что, если у Вас есть хоть малейшее опасение, малейшее сомнение насчет наших отношений, я, уезжая сегодня, как Вам наверняка известно, на долгие гастроли в Аргентину, клянусь Вам, что никогда больше не увижусь с Вашей дочерью. Я готов, по малейшему Вашему знаку, больше не видеться с Наталией. Потому, что не хочу жениться на ней, зная, что Вы – против. Оттого, что убежден: тот, кто больше всего потеряет при этом, буду я. Ваша дочь любит Вас до такой степени, что я заранее уверен: даже настояв на свадьбе, в итоге я потеряю ее. В конце концов победите Вы. И если есть что-то важное для меня в этой жизни, то это – счастье Наталии. Простите меня за дерзость, но я глубоко убежден, что Наталия все же решится выйти за меня, с Вашего разрешения или без него. Но я не хочу, чтобы дела обстояли так. Ни для себя, ни для нее. Я нимало не заинтересован жениться на Наталии таким образом и не испытаю ни малейшего удовлетворения, если, женившись, буду знать, что она несчастна. Следовательно, если Вы не согласны, я уйду, и забудем все то, что здесь было сказано. Вы – все для нее.
И вновь Агустин возразил:
- Так было. Но уже нет.
Собрав последние силы, я произнес:
- Вы ошибаетесь. Однако... если Вы продолжаете сомневаться, я повторю то, что сказал только что: я выйду в эту дверь и уже не вернусь.
Я полностью иссяк. Как если бы минуту назад закончил двадцатичетырехчасовой концерт. Возникшая тишина показалась мне долгой и полной неясности. Неожиданно и уже куда более твердым голосом маркиз де Санто Флоро спросил меня:
- Вы можете остаться обедать?"
К счастью, как мы знаем, все разрешилось как нельзя лучше, и 14 июля маркиз повел дочь к алтарю...
Вернувшиеся из свадебного путешествия молодожены в саду дома родителей Наталии, обсуждают планы будущей жизни и веселятся в кругу семьи…
Гостеприимный дом маркизов на Кастельон де ла Плана, 3 не раз служил пристанищем для молодой семьи, пока строилась их резиденция на Монтепринсипе, что, как известно, заняло не один год… Когда у Рафаэля случались долгие гастроли, особенно с частыми переездами, и речи не могло быть о том, чтобы Наталия с малышами сопровождала его, и, естественно, он предпочитал, чтобы она проводила недели и месяцы его отсутствия под родительским кровом, где о ней и внуках проявляли неустанную заботу, и он мог быть совершенно за них спокоен.
Да и сам Рафаэль, испытывая искреннюю симпатию к тестю и теще, всегда был не прочь заехать к ним, погостить у очага, где его принимали с распростертыми объятиями…
А вот, подкинув, как водится во всех нормальных семьях, малышей дедушке с бабушкой, Рафаэль повез Наталию в трехнедельный тур: Гонконг, Тайланд, Египет, а под конец – Рим и Венеция…
Ребятишки умирали от нетерпения, ожидая родителей в аэропорту после столь долгой разлуки! Как всегда, любезный, маркиз не отказал репортерам в нескольких фото…
Что, такими и должны быть семейные отношения: постоянная забота всех о каждом… И естественно, что, овдовев, лишившись любимого супруга, донья Мария всем другим возможностям предпочла жизнь в семье Рафаэля, под крылышком Наталии.
Маркиз едва ли не чаще, чем остальные члены семьи, приезжал, чтобы встретить Рафаэля, возвращавшегося из далеких поездок, и всегда был необыкновенно нежен со своим любимым зятем.
В день премьеры…
Рафаэль рассказывал, что, только лишь увидев тестя, почувствовав его объятие, он смог, наконец, прийти в себя… Возвращение в Мадрид в драматический момент, переживаемый семьей в связи с похищением Наталии. Постоянный участник жизни Рафаэля, маркиз был рядом с ним и в самые счастливые дни рождения наследников, театральных премьер нашего артиста…
Родился Мануэль!
А здесь в день похорон доньи Рафаэлы со старшей внучкой Мартой Чаварри, рано потерявшей мать и принятой в семье Рафаэля, как дочь. И с Ампаро Ривельес, приехавшей поддержать семью в тяжелый момент.
Маркиз удивительным образом умел сочетать вечное с сиюминутным, критики не раз отмечали, что в его произведениях История как бы становится нашей современницей.
Ничего странного, что туалеты прежних веков смотрелись на нем так естественно!
В костюме Филиппа V дон Агустин снимался для очередного исторического обозрения в “Diez Minutos”.
Типичный элемент национального костюма, эти роскошные плащи испанских идальго всегда оставались излюбленной праздничной одеждой маркиза.
В таком же плаще – подарке Агустина – Рафаэль позировал для обложки диска “Las Apariencias Engañan”, в очередной раз предложив нам «загадку Рафаэля» - так ли уж обманчива внешность?
Наш артист любил и просто так накинуть плащ при случае, например, на церемонию вручения другу семьи Антонио Минготе очередной награды…
Смерть дона Агустина стала огромным горем для всей семьи.
Бесконечно огорченный Рафаэль, специально вернувшийся в Испанию для участия в траурной церемонии, присутствовал на ней со своими старшими детьми.
На похоронах в Гвадалахаре собрались многочисленные родственники и, увы, уже немногочисленные друзья, ведь маркизу было 84…
Наталия не смогла приехать проститься, так как вынуждена была остаться дома, с матерью, потому что состояние доньи Марии внушало медикам опасения, и дочери следовало быть рядом с ней в эти тяжелейшие для вдовы дни.
Это официальная версия. Но многие считали, что Наталия, несмотря на свою выдержку, светские воспитание и обхождение, природный такт и постоянное нежелание доставлять окружающим хлопоты, опасалась просто не выдержать и повести себя на похоронах, как бы это выразить… за рамками протокола, еще больше огорчив и без того опечаленных родных и дав обильную творческую пищу фоторепортерам, что, конечно, было абсолютно нежелательно для всех, кроме, разве что, местных папарацци…
Не стоит забывать, что отношение Наталии к отцу носило характер необыкновенно сильной дочерней привязанности, помноженной на дружбу двух творческих личностей и многолетнее профессиональное редакционно-издательское сотрудничество, не говоря уж о том, что дон Агустин естественным образом был в числе ее первых учителей на литературном поприще, а Наталия с детства являлась конфидентом маркиза (подобно Рафаэлю в отношении его мамы) едва ли не во всем, что касалось его многообразной общественной жизни.
Рафаэль ничуть не лукавил и не преувеличивал, заявляя, во время судьбоносного диалога с маркизом, что понимает, до какой степени он будет не в состоянии сколько-нибудь долго удерживать возле себя Наталию, если ей придется выбирать между ним и отцом.
Какой же харизмой, каким огромным личным обаянием и притягательной силой должен был обладать Агустин Фигероа, если его превосходство было очевидно даже для наделенного столь грандиозным даром внушать любовь Рафаэля!
По материалам прессы и фрагменту
книги Рафаэля ¿Y mañana que? подготовила Татьяна Э.
(Из архивов форума)
Опубликовано на сайте 04.09.2010