Raphael. 2000
РАФАЭЛЬ. 2000
Имея за спиной почти сорок лет профессиональной деятельности, Рафаэль является настоящим символом испанской музыки; однако годы не давят на него, поскольку, как говорит он сам, с тех пор как он остановился на 23, ему больше не исполнилось ни одного года. Поэтому он с азартом двадцатилетнего принял одну из величайших задач за всю свою карьеру: двойную главную роль в «Джекиле и Хайде», проекте, в котором он работает с полной отдачей и который многие уже признали мюзиклом года. Сердечный, приветливый и талантливый человек, Рафаэль прежде всего ощущает себя артистом.
Театр связан с событиями, повлиявшими на выбор его профессии и даже на его жизнь…
Да, театр всегда имел для меня большое значение. На самом деле самые крупные успехи в моей жизни пришли через театр. От долгих сезонов во Дворце музыки в Мадриде до концертов в театрах Лопе де Вега, Сарсуэле, в Королевской Опере... В остальных городах Испании я также выступал на лучших сценах, о которых сохранил самые теплые воспоминания. И, разумеется, в парижской Олимпии, лондонском Палладиуме, Карнеги-Холл в Нью-Йорке и стольких, ну стольких еще других местах…
Но всех этих успехов Вы добились как певец, а в «Джекиле и Хайде» Вы поднимаетесь на сцену как актер. Вы по призванию еще и актер?
Я – артист. Артистом рождаются, а не становятся. Некоторые люди заблуждаются: они думают, что занимаясь в академии, можно стать актером, а это не так. Можно изучить сценическое мастерство, дикцию и все что хочешь, но все это способно лишь смягчить какие-то недостатки. Артистом, то есть настоящим артистом, надо родиться, его нельзя сделать.
Почему же Вы, будучи артистом, всю жизнь не торопились в театр?
Не знаю. Да и в эту постановку я все же попал благодаря музыке. Если бы «Джекиль и Хайд» не был мюзиклом, он бы меня не заинтересовал. Мы, владеющие изумительным даром – певческим голосом, даром, которым нас наделил Бог, не можем отречься от него, это просто грешно. Нет, нет. Все, что бы я ни делал в театре, всегда будет связано с музыкой. Ясно дело, пока я могу петь. Когда я уже стану стариком и не смогу, я, возможно, займусь чем-нибудь другим - не знаю.
Из-за этой постановки вы отменили свои контракты на целый год. Почему именно «Джекиль и Хайде?
Потому что это лучший мюзикл, который я видел. Это спектакль с такими впечатляющими песнями. Обычно мюзиклы немного грешат тем, что в них лишь одна-две очень хорошие песни – например, как в «Cats» (Кошки) а все остальные без конца возвращаются к лейтмотиву. В «Джекиле и Хайде» двадцать с лишним изумительных песен. Это было первым доводом в его пользу. А вторым – то, что мы натолкнулись на фантастическую постановку. Один актер играет двух противоборствующих персонажей, каждый из которых очень силен, а это как раз тот образ жизни, который нравится Рафаэлю. Я всегда с большим уважением отношусь к тому, что нравится Рафаэлю, потому что именно он зарабатывает мне на хлеб.
Почему продюсером и директором стал именно Луис Рамирес?
Не столько из-за своих продюсерских талантов – спектакль мог продюсировать любой другой – а из-за его манеры руководить. Мы с Луисом составили феноменальный дуэт. У нас ни разу не было никаких трений. Мы прекрасно понимаем друг друга в профессиональном аспекте, а построить такие отношения с директором очень сложно. С одного взгляда мы сразу уясняем, в чем фишка. Фишка! это венесуэльский оборот. Ко мне так и прилипают современные словечки… И наконец, возвращаясь к нашей теме, для такой сложной постановки, как эта, очень важно взаимодействие между директором и исполнителем.
В конечном счете Вы влюбились в проект…
Пожалуй да. Дело в том, что когда меня пригласили, я сначала отказался. В моей голове не укладывалось, что я на целый год смогу загнать себя в театр. Но я съездил в Германию посмотреть спектакль и влюбился, особенно когда подумал о том, что мы с Луисом могли бы сделать из этого материала. Сейчас я вижу, что испанская постановка намного выше. Это полновесная и очень тщательно проработанная вещь, потому я и взял на себя такое обязательство по отношению к ней.
Как это повлияет на Вашу карьеру?
Для моей карьеры это еще один шаг вперед, ради которого я каждый день костьми ложусь. Для меня это изнурительная работа. Когда публика увидит спектакль, она отлично все поймет. Она подумает: как он может это, Боже мой! И при этом еще поет!
Что отличает испанскую версию от других?
В ней больше страсти. По счастью, наш язык более выразителен, чем любой другой. Поэтому в испанской версии все плохие - очень плохие, а добрые – очень добрые. Никаких половинчатых решений. Поэтому так прекрасно ощущать себя латиняном. А мне очень нравится быть испанцем. Я предпочитаю быть им, а не шотландцем или шведом, при всем моем к ним уважении.
Вы будете играть две роли в «Джекиле и Хайде», по семь представлений в неделю и без подмены. С Вашей стороны это не безрассудство?
Да. Это просто ужас. Но вот такой я, что поделаешь! В любом случае, это делалось не скоропалительно. Мы с Луисом долго думали: если публика идет посмотреть спектакль с каким-то определенным артистом, в случае замены она не примет его.
Вы стремитесь что-нибудь доказать этим проектом?
Нет, я просто хочу сделать что-то хорошее и отличающееся от всего, что я до этого времени делал в театре. Я ничего никому не собираюсь демонстрировать. Мне очень повезло, потому что публика, которая следит за мной с тех пор, когда мне было 14 лет, все еще здесь, она никогда не оставляла меня. Единственное, что я скажу вам – это «хорошенько смотрите за вашим мальчиком, за тем, как он учится!»
У нас у всех внутри сидит ангел и демон?
Конечно, все мы очень хорошие и очень плохие.
Так что Вы не считаете, что бывают законченные злодеи…
Нет-нет. У меня, например, очень хороший характер, но вдруг - вжик! - проскакивает искра дурного нрава. Скажем так: дурной нрав – это Хайд, а добрый человек, который всегда доминирует во мне, это Джекиль. Между добром и злом настолько зыбкая граница, что иногда мы, сами того не желая, бросаемся из одной крайности в другую. Мы не ангелы и не демоны, мы – люди.
Как вам это удается - переставая быть Рафаэлем, входить в образ двойного персонажа?
Для меня в этом не было ничего сложного. Пришлось много работать, это да, но ничего трудного.
Во время представления у персонажей меняется даже голос…
В этом случае да, потому что в тех версиях, что в видел, нет ничего подобного, они их делают, особо не задумываясь. В деталях они отличаются от испанской версии. Мы, латиняне, воспринимаем все гораздо более серьезно. Я сразу отнесся к этому очень дисциплинированно. Я добился того, что полностью изменял голос, мне это стоило большого труда, но я это сделал.
Текст вперебой столбца: Я отнесся к работе очень дисциплинированно. Я добился того, что полностью изменял голос, что очень трудно. Но именно там проявляется профессионализм артиста.
Это словно чип в мозгу. Именно там проявляется профессионализм артиста. Это сурово, потому что техника пения очень отличается. Кроме того, есть одна песня, а именно «Confrontacion» (противостояние), в которой каждую секунду приходится перевоплощаться из одного персонажа в другого. Меня это изматывает.
Физические затраты будут огромными. Как заботится о себе Рафаэль, как готовится и восстанавливает силы?
Я не готовлюсь и не забочусь о себе. Правда, я никогда не прекращал следить за собой, что в каком-то виде - тоже забота о себе. Я стараюсь отдыхать и, если уж я не могу заснуть, потому что страдаю бессонницей, то по крайней меру лежу и молчу. Я веду размеренную жизнь, хотя, по правде говоря, если мне это и удается, то потому, что семья уважает меня и помогает мне. Например, все приняли тот факт, что по утрам я не разговариваю. Я поднимаюсь и приветствую их взмахом руки. А после трех уже начинаю говорить.
Вам хотелось бы объехать с «Джекилем и Хайдом» Латинскую Америку?
Очень хотелось бы, но я не могу. Моя карьера должна продолжаться, она не может стоять на месте. У нас даже были предложения поставить этот мюзикл на Бродвее, но я не могу, для меня это невозможно. Его увидят только в Мадриде…
После сорока лет деятельности вы с азартом взялись за такой масштабный проект. Откуда Вы черпаете силы?
Я родился артистом и не могу заниматься ничем другим. Там я и умру. Как мило, правда? Я умру на сцене. На самом деле это то, что дает мне силы жить. Одна из моих песен называется «песня о труде». Вот это я и есть. Для меня счастье – это работа.
Понятно, работа – ваш личный наркотик.
Да, но очень легкий наркотик. Правда, он вреден для здоровья. Особенно для сердца!
Что еще Вам осталось сделать в профессиональной сфере?
Да все, все! Я же только начинаю! Единственное хорошее в этой профессии - что никогда не известно, когда можно сказать «уже достаточно», ты постоянно учишься.
Ваши мечты.
У меня нет привычки мечтать о том, что мне хотелось бы сделать. Я работаю, и то, чего я добиваюсь – это и есть моя жизнь. Я считаю, что жизнь дала мне всего с избытком, у меня нет права просить о большем или мечтать.
Но несмотря на это, Вы всегда думаете о завтрашнем дне. Вам не кажется, что такая жизненная философии мешает сполна наслаждаться настоящим днем?
Да, без сомнения, решительно мешает. Но такой уж я. И на этом этапе игры я уже не изменюсь. Я не могу изменить итог.
В этот момент вы уже думаете о завтрашнем дне?
Разумеется.
Какая жизнь на износ...
В самом деле? Но поэтому я всегда так молод и мне так хорошо.
Это легко, в 23 года вся карьера еще впереди.
Ясное дело. Обрати внимание, какой здесь подвох. Мне 23, а моему сыну 27. Дети настолько плохо воспитаны, что у них без конца прибавляются годы.
Врезка слева:
Жизнь, насыщенная историями
Он с детства собирался стать портным, хотя уже в 4 года пел в церковном хоре мадридского храма Сан-Антонио, а в 9 получил в Зальцбурге первую премию как лучший детский голос Европы. Спектакль «Жизнь есть сон» в шапито разъездного театра изменило все течение его жизни. Именно там он летним вечером открыл свое призвание: «Это не было результатом умственных усилий. Какое там! Я просто нутром понял. Сердце кричало мне одно слово – артист». Это человек, который сделал себя сам, который вышел из очень простой семьи и сумел подняться к самым вершинам. Наиболее четкое воспоминание его детства – день, когда они с матерью скопили 100 песет, продавая хлеб у ворот рынка. Когда набралась эта сумма, Рафаэль решил обменять горсть монет на банкноту, которая упала в щель на тротуаре. Тогда он в первый раз плакал от бессилия. Кто бы мог сказать этому мальчику, что когда-нибудь он добьется успеха в самых известных театрах мира. У него всегда были особые отношения с публикой, и он признает, что живет ради нее и ради своей семьи. «Когда я выхожу на сцену, я читаю во взглядах людей. Это нельзя объяснить словами, но они говорят что-то вроде «ну давай, что бы ты ни сделал, хоть самую малость, мы б тебя так и съели!». Это очень приятно». Хотя он признает, что у него шило в одном месте, он заявляет, что частично смирился с тем, что на целый год затворится в театре, чтобы оставаться дома, в Испании, потому что особенно гордится тем, что стал пророком в отечестве своем.
Фото Софии Менендес