Новое и интересное / Nuevo e interesante

 

Это то, чего я должен был самому себе с давних пор. И представь, это странно, но моими первыми хитами кроме тех, которые мне написал Мануэль Алехандро, конечно же, были французские песни, переведённые на испанский. “Mi gran noche”, которая звучит на всех стадионах каждый раз, когда играет Испания. “Ma vie” – это был самый продаваемый диск в то время. Это песня Алена Баррьера (Alain Barrière), её перевели, чтобы я её спел. Также я спел “Maintenant”, песню Беко, “Torero” Азнавура, “La mamá” Азнавура. Я пел много французских песен. Но у меня не было песен Пиаф, моего кумира. Поэтому я и сделал дуэт с этой грандиозной и чудесной Эдит Пиаф. Существует одна история. Мы никогда не были знакомы, но мы всегда шли друг за другом. Смотри, со мной подписали контракт, я должен был открыть выступление Эдит Пиаф в Валенсии, в отеле Парадор. Не знаю, в каком конкретно, их было два. Я тогда ещё не имел “ph” в имени, на афише оно писалось с буквой “f”. Но Пиаф заболела, и нам прислали Жюльет Греко, которая была женой Мишеля Пиколи, они пели вместе. Моя карьера шла вверх, и Брюно Кокатрикс меня пригласил петь в Олимпии. Три месяца до этого Эдит Пиаф умерла. Я приехал в Олимпию почти сразу после неё, но её уже не было. Этот случай мне не хотелось упускать. На диске я пою вместе с ней. 

 

 

У меня много молодой публики. Мне очень повезло в том, что я это заметил, и от того, что я это заметил, я стал получать удовольствие от концертов ещё больше. Лет 6–7 назад, когда у меня был тур “Sinphónico”, а потом и “Resinphónico”, я стал замечать, что  моя публика была очень разная, самых разных возрастов. От детей до очень пожилых. Были люди среднего возраста и вообще всех возрастов. Я пою для людей пяти поколений. Это невероятно. Невероятно. Думаю, что это идёт от семьи. Молодым ребятам, которым по 14 – 15 лет, родители говорили, наверное: “Ты был на концерте Рафаэля? Сходи, ты можешь, сходи”. Я так думаю, потому что, если нет, почему же столько молодых людей на моих концертах?

 

 

Что касается того, как я смотрю в камеру, мне никогда не задавали такой вопрос. Почему я это делал? Хотя я и сейчас так делаю, расскажу, с чего это началось. Во время моих первых гастролей по Америке, где уже знали мою песню “Yo soy aquel”, но другие ещё нет, телевизионщики в предварительном разговоре со мной спрашивали: “Как нам тебя снимать? Как нам делать программу? Ты такой особенный, когда поёшь, исполняешь, но мы не знаем твоих песен, а ты их знаешь. Командуй нами”.  Я им: “Как я могу командовать?”. И не знаю, кому пришла в голову эта мысль, но мне сказали: “Смотри в ту камеру, откуда ты хочешь, чтобы мы тебя засняли, это чтобы мы могли понять”. Это стало так удобно для Америки, что другие артисты, мои коллеги, когда туда приезжают, им говорят: “Как мы будем снимать? Так, как нам хочется, или по-рафаэльски?”. То есть глядя в камеру. 

 

Да, сочетая эти вещи, мой образ сделали таким, какой он есть. Например, сторона, с какой меня всегда снимают, это был комментарий и приказ Марио Камуса. Он мне сказал: “Рафаэль, твоя выигрышная сторона - эта, и пусть никогда никто её не меняет”. И я ему: “Подчиняюсь, шеф”.  И стараюсь, чтобы было так. 

 

 

 

Перевод Елены Абрамовой
Редколлегия сайта