Стиль - это человек
Рафаэль Мартос Санчес родился 5 мая 1943 года а провинции Хаэн, сые Фпансиско и Рафаэлы. Имеет трех братьев: Франсиско, Хуана и Хссе. Образование: бакалавриат. Музыкальное образование: не имеет.
Цвет глаз – темно-карий.
Волосы – блондин кукурузного оттенка.
Характер – веселый, хотя с оговорками.
Военную службу проходил в танковом полку в Мадриде.
Зодиакальный знак – Телец.
Любимое число -13.
Спорт – плавание. Фрукт – банан.
Напиток – пиво. Животное - лошадь.
Идеал женщины – Мария Шелл.
Писатель – Жюль Верн.
Драматург – Жан-поль Сартр.
Поэт – Адольф Бекер.
Исторический персонаж – Сид.
Литературный персонаж – Дон-Кихот.
Любимые певцы – Эдит Пиаф, Жильбер Беко, Милва, Элвис Пресли, Джуди Гарланд и Фрэнк Синатра.
Лучший друг – он сам.
Первый успех – песня «Te voy a contar mi vida» (я расскажу тебе свою жизнь).
Рафаэль не носит часы, любит яичницу, его любимый цвет – черный, любит безголосых птиц, его ванная комната – это просто чудо; он молится по утрам и перед сном, он почитает Христа из Мединасели, его любимая рубашка красного цвета, он почти всегда носит черные ботинки, предпочитает чай, а не кофе, проснувшись, он пьет апельсиновый сок, не любит бриться (но бреется), никогда не носит шариковую ручку, но пользуется, если ее предлагают, часто носит шляпу, он любит писать, а вот читать – не очень; когда он один, любит слушать диски, на репетициях он никогда не поет и обходится вокализом, у него много веснушек, он грызет ногти, он получил больше миллиона предложений вступить в брак. (из биографических данных).
Я помню, что познакомился с Рафаэлем летом 1967 год в его доме, номер двенадцать по улице Хуана Рамона Хименеса. Я шел по улице, стараясь не опоздать, как это принято у него. Неподалеку от ворот стояла на страже группа девушек. Поднимаясь в лифте, я думал о тяжелой доле портье в доме Рафаэля. Он показал мне его квартиру, полную круглых зеркал и кресел-качалок. На толике лежала книга - «Автобиография Чаплина». Рафаэль был очень озабочен своим подбородком, который плохо получался на крупных планах. Он настоял на том, чтобы я не снимал его ни в профиль, ни снизу.
Далматинец Бруно носился по дому. Рафаэль, пристроившийся на диване, поглаживал его, и мы беседовали. Я подумал, что Рафаэлю очень идет дружить с животными. «Собаки, – говорил доктор Манрике, психоаналитик профессор Нью-Йоркского университета, - хорошая компания. Это верное и благодарное животное. С собаками ты не испытываешь робости, комплексов, никакого давления, потому что ты не боишься показаться смешным, они умеют хранить тайны. Я знал Рафаэля еще недостаточно близко, чтобы понять, что его любовь к животным – лишь возмещение нехватки человеческой любви. В любом случае собака всегда была для некоторых артистов чем-то привычным, вроде тика.
Мое внимание привлек трескучий смех, стереофонический магнетический хохот Рафаэля, знак высшей степени довольства собой. «Я смеюсь не потому, что чувствую себя выше кого-либо, а потому, что я счастлив, очень счастлив».
Я вспомнил также, что дни своего отдыха, а их бывало не более шести за все лето, Рафаэль называя «дни воздушных ям».
Из этого можно понять, что лучшим местом в жизни он считает дорогу или самолет, общение со своей публикой, действие, в котором он называет себя «лентяй с автографами». Вдали от электризующего напряжения своих концертов Рафаэль показался мне оранжерейным цветком. Он включил магнитофон с лентам, записанными на его последнем выступлении в Мехико. Фоном шли крики «Чудовище!», «Чудовище!»
Обрати внимание, – сказал он, - меня называют чудовищем, как Манолете (матадор, 1917-47, убит быком на корриде в Линаресе,– прим. переводчика). Мы говорим о политике и политической песне. Его не интересует эта тема. Рафаэль достаточно ясно сказал, что ему «нравятся люди без лукавства и хитроумных замыслов». Назначение искусства для него – развлечение и только развлечение. «Если я служу тому, чтобы отвлечь и развеселить людей, я считаю себя счастливым. Глупо и смешно пытаться делать что-нибудь другое». Он также четко сформулировал свою идею Испании, которая не намного отличается от идеи Маноло Эскобара (Эскобар говорил Порселю в «Destino» (Судьба): «Испания! Я предпочитаю Испанию! Испания для меня значит все! Испания – твоя мать, твоя родина, твоя причина жить и ее ты должен будешь защищать, если когда-нибудь это понадобится. Посмотрите, я не знаю другой Испании, кроме той, которую знаю, поэтому она кажется мне лучшим в мире местом.
Рафаэль отвечает Раулю дель Посо (из «Pueblo») на вопрос «Что ты думаешь об Испании?»: «Я думаю, что в будущем все будет хорошо. Я поклонник Франко. Он, не знаю, как это выразить, - он внушает мне доверие. Все что он делает, представляется мне верным. Повсюду коричневые. Мир переживает кризис, он неспокоен. Весь мир знает, что я франкист, к чему отпираться».
Рафаэль сказал, что он читал заголовки газет. У него смутное представление о войне во Вьетнаме, он не понимает ее: «Раз уж те, кто руководит и направляет эту войну, продолжают ее, она из-за чего-нибудь да вспыхнула. Они умнее меня и потому считают ее интересной».
Мы говорим о других событиях этого безумного лета, которое носило его по дорогам страны. «Мне трудно уснуть, потому что мне приходится работать до двух ночи, и по крайне мере до пяти утра я брожу без сна. Это из-за нервного напряжения. А когда я ложусь, я подскакиваю в постели, как сардинка, словно получаю электрический разряд». Он очень боится дорожных аварий. «Я думаю, что если упаду с самолета, то разобьюсь в лепешку и уйду в лучший мир, но на машине… В машине я умираю со страху. Но чего я больше всего боюсь в этой жизни – это лишиться руки или ноги, остаться калекой…».
Но потом воздушная яма заканчивается и Рафаэль возвращается к своей машине, к круговерти событий, раздаче автографов. Мы просили наших корреспондентов поделиться впечатлениями от пребывания Рафаэля в различных испанских столицах. (главный город каждого автономного сообщества в Испании именуется столицей – прим.переводчика). Среди прочих после выступления Рафаэля в Хихоне оттуда позвонил Хуан Аскона: «Пожилых дам, всегда склонных к нежности, сводили с ума его беззащитные детские жесты, челочка на лбу, церемонное приветствие с глубоким поклоном, печальная улыбка, художественная естественность. Он фееричен, фантастичен, феноменален (и все это через «ph»), и ведет себя как обычно. Как тот, кто понял, что упорство – это тоже стиль. Он поет так, как поет на пластинках или на телевидении. Как Рафаэль, со своими физическими возможностями, со способностью победить в августовском марафоне, спрыгнуть со сцены в зал, жестикулировать, плакать и смеяться пока не взмокнет». «Нет никакого сомнения, - говорит Аскона в своем репортаже, - что он завоевал Хихон. Но не просто Хихон, а специфический и конкретный город. Никакой поп-музыки – только "Antoñita Moreno» в тергалевом (тергаль – модная в 60-е синтетика – прим.переводчика) костюме и при шарфе. Без синих джинсов (в синих джинсах и кожаной куртке – популярная песня – прим. переводчика) и макси-мини-юбок».
Лус Миранда из Сан-Себастьяна сообщает, что у нее закружилась голова от восторга, когда она увидела Рафаэля в Ла-Конча. Лус внимательно смотрит вокруг, чтобы рассказать нам обо всем: «Рядом со мной изящная худенькая девушка, которая проплакала весь концерт. Слезы медленно стекали по ее щекам, но она, казалось, не замечала этого. И ей было так же хорошо, как и тем, кто кричал от восторга! Красивую смуглую девушку приходится держать каждый раз, когда певец спускается в зал, чтобы она не бросилась на него. Около меня очаровательная бабушка лет восьмидесяти говорит, что мечта ее жизни – познакомиться с этим молодым человеком, поющим словно ангел. Элегантная дама тоже желает познакомиться с ним и в перерыв отправляется навестить его. Рафаэль дважды целует ее, словно свою мать. Вот пожилая женщина с костылями заняла место у забронированного столика, чтобы ее затоптали в толпе. И множество знакомых лиц, министры, артисты театра и кино, другие известные личности – все это космополитическое общество аплодирует певцу. С другой стороны, местное радио уверяло нас, что Рафаэль – артист, которого выбрал народ на улицах. В передачах для рыбаков, рабочих, трудящихся на фабриках и в поле, всегда звучат просьбы передать Рафаэля».
Нам описывали все, что случилось здесь за последние десять лет – все шаги Рафаэля, его сценографию, его любовные выходки. «Это правда, что между тобой и Эвой Гарднер что-то есть?» «Могло бы». «Ты влюблен?» «У меня нет времени влюбляться». «Я обожаю детей. Мне нравится одиночество. Иногда мне нравится быть одному в окружении пятидесяти тысяч людей. Наркотики – легкий способ убежать от проблем. Я как флюгер в ветреной голове, и не могу и пяти дней пробыть в одном месте.
Для некоторых я остался так и не повзрослевшим ребенком. Или кинозвездой. Я больше чем звезда. Я артист. Критики очень огорчают меня из-за окружающих меня людей. Весь мир злится на артистов, мы – козел отпущения для любого гнева. Даже сравнивать нельзя, насколько страшнее падение дома, чем плохое выступление Мануэля Бенитеса на корриде; но о падающих домах молчат, зато вовсю обсуждаю неудачные вечера тореро, проигрыши боксеров, жизнь артистов и футболистов. Мы для публики и средств массовой информации – способ спустить пар и устроить передышку; не имея возможности обсуждать или критиковать другие вещи, они сердятся на нас.
Рафаэль, обладатель тенора, владеющий отточенными жестами, - это певец, который работой (работа для Рафаэля как наркотик) лечится от неврастении. Как и Эль Кордобес, он вызвал к жизни целый поток сплетен и слухов, журнальных публикаций и репортажей, откровений для ненасытных поклонников, которые стали известны в последнее время. Он снялся в нескольких фильмах, что дало поклонницам возможность в мечтах идентифицировать себя с главной героиней, «невестой» Рафаэля. Он проснулся., чтобы вы услышали мечты подростков «Мечтайте, - однажды сказал Луис Мариано, – на самом деле я только наследник вашего плюшевого мишки. Я завернулся в миф, я принадлежу всем и никому, я совместим со всеми, я человек-объект, продукт испанской системы изготовления звезд". В крови Рафаэля живет вирус «его публики». Он владеет техникой демонстрации скромности и сердечности. Он беспорочный певец, может быть потому, что, как писал Умберто Эко в статье «Апокалипсис и присоединившиеся к нему»: «массовая культура в своих поисках средневековья демонстрирует некую механистическую нравственность, в силу которой отвергает все, что считает ненормальным».
