XIV. На завоевание Америки.
Рафаэль покоряет континент магией своего голоса.
После премьеры "Cuando tu no estas" в жизни Рафаэля происходит взлет к облакам. Фильм показывают в провинциях, городах и деревнях… Слава "идола" выходит за пределы страны. Фильм приходит в Америку, и Америка требует Рафаэля, которого она знала до этого только по пластинкам. Дни бегут безостановочно, календари сходят с ума, стол завален билетами на самолет, все говорят только о городах, днях, выступлениях, песнях. Сумасшедший мир феноменального артиста. Уже нет ни спокойствия, ни личной жизни, ни секретов. Колесо славы покончило со всем.
Рафаэль направляется покорять Америку. Это происходит ночью. В 0.30 ночи он должен сесть на самолет, который доставит его в Буэнос Айрес. В отличие от Колумба, он оправляется в более далекую точку континента. Но там он будет выступать только на телевидении. Вместе с ним в аэропорту мы, несколько друзей… И множество фотографов и журналистов. Он не испытывает страха перед самолетом, он никогда его не испытывал, но он боится расстояния. Ему предстоят 13 часов полета, в течение которых он обязательно будет думать о многом: о своем недавнем прошлом, о своих выступлениях в Карабанчеле, о своем "турне голода"… Он обязательно будет думать обо всем этом.
Сейчас он еще ослеплен вспышками. Механически целует друзей. Прощается. Спускается по лесенке и садится в маленький автобус, который предоставлен в его распоряжение.
Осень, почти зима… В руках кто-то несет летний костюм, который он наденет, когда выйдет из самолета в Буэнос Айресе. Там лето. Я никогда не забуду лицо Рафаэля, прижатое к окошку автобуса в то время, как он махал нам рукой. Он улыбался…, но замороженной улыбкой. В тот момент он хотел бы спрятаться, побежать по дорожке, подняться по лесенке и сказать: "Ну вот, я уже и вернулся, новый этап уже завершен…"
Но надо держаться до конца. Автобус увозит его все дальше, к сверкающим впереди огонькам. Это самолет. Он поднимается по трапу и перед тем, как скрыться в машине, оборачивается. Он прощается…, прощается с невидимым миром. Мы тоже прощаемся с ним…, зная, что он уже не может видеть нас. Это взаимное и безмолвное прощание. И я уверен, что в самолете он снова прижался лицом к окошку. Он хотел таким образом увезти с собой образ Мадрида, его Мадрида, города, который любит больше всех городов мира.
* * *
"Через несколько минут мы приземлимся в аэропорту Буэнос Айреса Эсейса. Температура - двадцать девять градусов…"
Надо будить Рафаэля. Ему необходимо переодеться. Рафаэля будут ждать фотографы и корреспонденты. Рафаэль должен быть непринужденным. Он должен держаться, как звезда, Рафаэль…
Но когда Рафаэль спускается с самолета, он испытывает самое большое удивление в своей жизни. Его встречает огромная толпа - три тысячи, пять тысяч, может быть, больше - сумасшедших поклонников, которые кричат его имя, поднимают плакаты, падают в обморок, пытаются приблизиться к нему, прорывая барьер полицейских, который те образовали у трапа. Рафаэль действительно не ожидал этого. Он привык к славе, но еще не к коллективному помешательству. Телевизионные камеры снимают и снимают. Фотоаппараты щелкают и щелкают, корреспонденты спрашивают и спрашивают… Но он отключен от этого… Он только смотрит и смотрит вверх, где за балюстрадой тысячи лиц улыбаются ему… и тысячи голосов повторяют его имя. В первый раз Рафаэль сознательно отдает себе отчет, откуда он приехал. В Испании, может быть, потому что это его Родина, все, наверное, было более умеренно, более спокойно… Но в первый раз, приехав в Америку, Рафаэль открывает два новых мира: один - Америка, как континент, другой - чудесный мир славы, известности, успеха.
И все это уже никогда в жизни не покинет его.
* * *
Его успех на аргентинском телевидении огромен, оттуда он отправляется в Каракас, затем в Лиму, в Гуайакиль, а потом в Мехико. Здесь у него более обширные планы. Здесь не только съемки на телевидении, но и концерты перед публикой. В ночном клубе "Патио", который был очень знаменит в свое время и был закрыт в течении двух лет. Первым в нем будет выступать Рафаэль. О будет нести ответственность за возвращение навсегда потерянной публики. Рафаэль принимает вызов: "Хорошо, вперед, начинаем…"
Скандал, который Рафаэль "устроил" в Мексике, надо пережить…, а не рассказывать о нем.
С первого же дня зал был набит битком, и на черном рынке устанавливаются новые цены на билеты. Жены влиятельных политических и общественных деятелей умоляют достать билеты так, как будто речь идет о спасении жизни! Каждый вечер все двери закрываются за два часа до начала выступления. Для мексиканцев Рафаэль представитель земли, "где поют очень хорошо", и он превращается в самого великого идола всех времен. Радио "докучает" его песнями, а одна станция передает его песни в течение тридцати шести часов без перерыва. "Рафаэлизм" обостряется. Его комната в отеле наполняется корзинами цветов, фруктами, подарками, тысячами писем, в которых у него просят фотографии и автографы…, и в одном из них какая-то наивная девочка пишет, что любит его. Телефон не отдыхает, дверь не перестает открываться, чтобы пропустить очередного фотографа или корреспондента, или скромную поклонницу, которой удалось обмануть бдительного швейцара.
Рафаэль поет и поет для Мехико. Поет от всей души. Сейчас, когда он подводит итог своему успеху, Мехико занимает первое место. Может быть, первое место наравне с Пуэрто Рико и Буэнос Айресом. Но Мехико - первая американская столица, которая высыпала на улицу, которая была покорена с первого момента и которая продолжает выражать ему самую теплую нежность и восхищение (Я был с Рафаэлем в Мексике совсем недавно. Он снова выступал в "Патио", снова разжег страсти. Зал был снова наполнен до отказа. Потом он пел в "Аламеде" перед тысячами и тысячами зрителей, записал телевизионную программу "Это Мексика". А в последнюю ночь он выступил в сопровождении Марьячи, и это было безумие. Пришлось укрыться в небольшом доме, далеко от центра, потому что толпа останавливала движение перед отелем, где он жил. И ему вручали награды, медали, трофеи… Все, что только можно. Мексика обожает Рафаэля, и Рафаэль обожает Мексику. И эта взаимная любовь будет продолжаться очень долго…).
(Но сеньор Тосильдо не знал, он не мог знать, что впереди Рафаэля ждала Россия - прим.пер.).
* * *
Он вернулся из Америки инкогнито. До этого ему пришлось сделать остановку в Париже, чтобы записать несколько песен. Он торопился, потому что надо было начинать съемки "Al ponerse el sol", его второго фильма. Сюжет уже готов, и через 2-3 недели должны были начаться съемки. Шел декабрь. В Рождественскую ночь Рафаэль поужинал в кругу семьи, а потом встретился с друзьями. Он поставил нам записи привезенные из Америки. Все дышало спокойствием и миром, казалось все идет, как по маслу. Но должно было настать 31 декабря…
31 декабря мы собрались в пять часов вечера в кабинете Бермудеса, чтобы прочесть сюжет "Al ponerse el sol". Мы - это Марио Камус, Мигель Рубио, Леонардо Мартин, Пако Гордильо, Бермудес и я…, и конечно, Рафаэль. Марио должен был читать, и он начал своим слегка дрожащим голосом, голосом робкого человека. Эта была история знаменитого певца, который терпит крах, который в свои 22 года обнаруживает, что он не хочет продолжать свою карьеру… Он подавлен тем, что этот крах произошел тогда, когда он еще не "осуществил" себя; он - жертва нервных кризисов, заставляющих его бежать ото всех и от всего; это человек, страдающий комплексом неполноценности, которому больше подходит находится в санатории, а не на сцене. Еще в этой истории участвует его "менеджер", друг, девушка с темным прошлым… Конец счастливый, но сюжет развивается мрачно, слишком мрачно.
Восемь часов вечера, сюжет прочитан. Рафаэль говорит: "Мне не нравится эта история…, нет не нравится… Я не отождествляю себя с героем…" Гордильо и Бермудес придерживались того же мнения. Я тоже. Марио Камус защищает свою историю, кроме того, ее защищает Мигель Рубио. Леонардо колеблется. Крики, шум, споры… И снова крики, шум, споры… Рафаэль кладет конец разногласиям: "Я не буду сниматься в этом фильме. Я очень сожалею, но не буду…"
Одиннадцать часов вечера. По Гран Виа запоздалые прохожие спешат на танцы, в ресторан на Пуэрта дель Соль. Рафаэль направляется домой. У него есть куда пойти, но он не может пойти никуда. В такую ночь, как эта, ажиотаж будет особенно силен. И, как всегда, найдется кто-нибудь, кто попросит: "Пусть он споет, пусть он споет…" Рафаэлю придется остаться дома одному, потому что его семья уехала в Кастельяна Хильтон. Каждый из нас хочет увести Рафаэля с собой, каждый из нас куда-то идет. Но настаивать бесполезно. Рафаэль хочет домой. Он грустен. Ему не нравится фильм, а кино он обожает. Ему не нравятся споры, а он спорил, как ненормальный. Ему не нравятся крики, а он кричал, пока не охрип.
В эту новогоднюю ночь он грустен. Он только что добился огромного успеха, у него появились деньги, большие деньги, он подписал контракты на весь 1967 и 1968 годы. Но "Al ponerse el sol" ему не нравится. "Почему, - спрашивает он, - почему я всегда должен быть таким печальным и серьезным, почему у меня всегда должно быть столько проблем, если я вовсе не печальный и не серьезный, и у меня нет стольких проблем? Почему я не могу поставить веселую и блестящую музыкальную комедию, где я буду играть молодого парня, такого, какой я есть, который стремиться взять от жизни все возможное? Почему?
С этими "почему" в душе Рафаэль садится в машину. Он довозит меня до моего дома, где я должен переодеться, чтобы ехать с группой друзей в "Валентин". Я еще раз настаиваю, чтобы Рафаэль поехал с нами. Но Рафаэль хочет остаться один, это ему необходимо этой ночью, когда весь мир веселится или делает вид, что веселится. Он хочет подумать, подвести итог своей жизни до этого момента, дать оценку происшедшим событиям…
Прощаясь, он говорит мне: "Мне очень жаль…, но я не буду сниматься в этом фильме…"
Серез 15 дней мы начали снимать "Al ponerse el sol". Сюжет немного изменили. "Менеджер" - мужчина превратился в "менеджера" - женщину. Но основная линия осталась прежней: история идола, потерпевшего крах. За время съемок мы с Рафаэлем значительно сблизились. Мы уже подолгу беседовали с ним и даже совершили фантастическую поездку в Лас Пальмас де Гран Канарья, чтобы показать там "Cuando tu no estas". Во время нашего пребывания на островах мы много говорили, я понемногу начал узнавать характер Рафаэля. Он перестал быть "переменчивым" со мной, но продолжал быть "переменчивым" с самим собой. Он поднимался по утрам и говорил, что мы должны идти на пляж. Когда же мы приходили на пляж, он утверждал, что солнце вредит его голосу. Мы шли в ресторан, но едва успевали выпить кофе, возвращались в отель, и пять минут спустя он звал нас в свою комнату, чтобы сообщить нам, что он не может спать и хочет разговаривать. Но, когда мы начинали разговаривать, ему приспичивало пройтись… И, как только выходили на улицу, возвращались в отель. Потом в кино, потом - подняться на сцену… и снова в отель.
Я обнаружил, что как всякий настоящий "Телец", он постоянен, неутомим и не бросает начатого дела. Или даже просто задуманного. Поэтому в течение этих трех дней он говорил только о двух вещах: об "Al ponerse el sol", который ему еще не нравился, и о концерте в "Олимпии", о которой он, казалось уже позабыл.
Рафаэлю не нравилось много говорить о том, что было ему не по душе… Но он заставлял себя. Съемки уже начались, и надо было продолжать. С другой стороны, сюжет не был таким ужасным. Было много хороших песен, фильм должен был сниматься в Сьерра де Гвадаррама…, затем довольно долго в Комильянс, Сантандере. Список актеров, участвующих в фильме, был утвержден, и вместе с Рафаэлем снимались Серена Вергано, которая так и не стала большим другом Рафаэля, Анна Мария Ноэ, Маноло Сарсо… Великолепный цвет, великолепная реклама… "Cuando tu no estas" распахнул двери настежь …, и вот еще один фильм в его карьере.
Но он постоянно повторял: "Почему мои герои так печальны? Почему?" Это "почему" не находило ответа до тех пор, пока через некоторое время Рафаэль не снялся в "El Golfo", где впервые его герой был веселым и жизнерадостным.
* * *
Мы были в Навасерраде. Вместе мы пообедали в отеле Ариас, а потом Рафаэль выгнал нас из своей комнаты, чтобы переодеться. Затем надо было сесть в подъемник и добраться наверх, где Марио Камус установил камеры. Снималась сцена между Рафаэлем и Тип (потом во время окончательного монтажа эта сцена была вырезана).
Рафаэль смеялся, как ребенок. Еще одна характерная черта Рафаэля. В определенные моменты он умеет быть мужественным, это взрослый человек, привыкший к трудностям, обладающий смелостью и решительностью. Смелостью, чтобы одному встретится с публикой. Но внезапно он превращался в пятнадцатилетнего мальчика. Смеется, рассказывает одни и те же анекдоты, шутит, сносит шутки других (хотя у него и не очень ярко выражено чувство юмора), играет в карты - только в семь с половиной - и всегда старается сорвать банк. Не из-за денег, а из-за власти. В характере Рафаэля ярко выражено стремление властвовать. Когда он выступает, когда он почти ослеплен прожекторами, он более или менее знает, что делаем мы, те, кто его сопровождает. И, что интересно, он обо всем узнает, никогда ничего не спрашивая. Как будто у него есть стеклянный шарик… для его собственного пользования.
Я говорил вам, что порой он превращался в ребенка. И "Niño" мы зовем его все. Это началось во время съемок первого фильма. "Послушай, - говорили мы кому-нибудь, - поднимись в артистическую и скажи "Niño", чтобы спускался…" Постепенно это стало привычкой . "Niño" уже приехал?"- "Niño" уже загримирован?" Кармен Пахео, сценарист, его большой друг, говорила ему: "Niño", ты знаешь, в этот момент ты должен стоять здесь…" И он так и остался "Niño" для Бермудеса, для Гордильо, для всех нас. Только когда надо сказать ему что-нибудь очень важное, мы говорили ему: "Рафаэль". Но это бывает очень редко. Даже он сам так привык к этому, что большинство писем и открыток подписывает "El Niño".
После съемок на снегу, мы спустились в долину. Рафаэль должен был исполнить песню, взобравшись на импровизированный кран, который постоянно вращался. Темнело, и надо было скорее заканчивать. Люди торопились. Все были заняты, озабочены… И вдруг - бах! - один из больших прожекторов упал рядом с Рафаэлем. Но во время падения он ударил Рафаэля по голове. Пошла кровь и ее никак не удавалось остановить. И тут Рафаэль перестал быть "Niño". Он спокойно сказал: "Ну, не надо так нервничать… Дайте мне вату и пластырь". Затем, когда испуг прошел, он поднялся на кран и начал петь. Он пел горам, снегу, соснам.
Большой крест из пластыря на макушке точно указывал место удара. Это место у него до сих пор немного болит, если сильно нажать, но он никогда не нажимает на него сильно, чтобы не вспоминать испуг, который он пережил тем вечером в Сьерра де Гвадаррама.