VI. Париж. Нескончаемое ожидание.
Нескончаемое ожидание. Его первая пластинка за рубежом. Бесконечные часы, проведенные в одной из гостиниц Латинского квартала. Его надежды, его отчаяние…. и его клятва.
Успех в "Йорк-Клубе" был грандиозным. Все дни зал был набит битком. Когда срок этого контракта истек, появился новый в Хихоне, с ежедневным заработком 3 500 песет. Туда он и отправился вместе с Мануэлем Алехандро. Снова ажиотаж Любопытно: сейчас, этим летом 1969 года, он опять вызвал в Хихоне страшный ажиотаж. Даже вынуждена была вмешаться полиция. А в прошлом году произошел один из самых забавных случаев в его карьере. Там, где он должен был выступать, артистические находились в противоположном от сцены конце здания. Не было другого выхода, как пересечь весь зал прежде, чем подняться на сцену. Во время дневного выступления ажиотаж был настолько велик, что перед микрофоном Рафаэль предстал уже изрядно потрепанным. Его поклонницы слишком бурно проявляли свой восторг. Но вечер предвещал еще более сильную бурю.
Девушки размахивали портретами, пластинками, фотографиями для автографов. Они готовы были разорвать своего идола на куски. Нескромные подталкивания, сигналы, шепотки, и, особенно, царившее вокруг возбуждение показывали, что может произойти самое худшее. Рафаэль сказал: "Я не пойду сквозь эти опасные "джунгли".
Но это нужно было сделать, чтобы попасть на сцену, и кому-то пришла в голову мысль: "Оденься официантом…"
- А лицо?
- Зачеши волосы назад, приклей усы.
Так и сделали. Рафаэль попросил белую куртку, зачесал волосы назад, приклеил усы и, неся над головой столик, пересек зал: "Разрешите…, извините…, разрешите…", он добрался до сцены, скрылся за занавесом, отклеил усы, причесался, надел свой черный пиджак… И начал петь.
Это был первый раз, когда появление Рафаэля на сцене не было встречено немедленными овациями. Его поклонницы, его болельщицы, его помешенные приверженцы, эти девочки, которые готовы были "съесть его живьем", не знали, не могли знать, откуда появился Рафаэль на сцене. Поэтому реакция была несколько запоздалой. Но зато потом они стали аплодировать и кричать, как ненормальные, Кроме того, что их кумир пел, как ангел, он еще обладал способностью возникать из ничего! Эта тайна до сих пор не раскрыта…
* * *
Вернувшись из Хихона, а это было почти в конце 1962 года, Рафаэль отправляется в Лиссабон выступать на телевидении. Это его первая заграничная поездка, его первое путешествие на самолете - парадокс судьбы, сколько раз он еще сядет в самолет.
По возвращении, в Барахасе его ожидает машина, которая везет его в Мирафлорес де ла Сьерра, где Антонио дель Амо сни мает фильм "Близнецы". В первый раз в жизни Рафаэль встречается со словом, которое никогда больше не покинет его на его жизненном пути. Это слово "скорей". Самолеты, автомобили, снова самолеты, вертолеты - все возможные средства передвижения в распоряжении "труженика песни" .
Он снимается в той небольшой роли, которая ему предназначена. Он входит в мир кино, но пока еще через маленькую дверь.
Когда Антонио дель Амо видит результаты первых дней съемок, он "расширяет" роль Рафаэля. Он даже заставляет его одеться клоуном и изобразить нечто вроде пантомимы на представлении, которое артисты дают в небольшом городке. Но в этот первый раз кино производит на Рафаэля ужасное впечатление. Он не терпит фальши, а ему приходится все время сдерживать себя, ему не разрешают поднять руки к небу, ему не разрешают ничего. Он чувствует себя в плену у себя самого. И даже когда он поет, он вынужден делать это под фонограмму. Он вынужден синхронно повторять свои собственные слова, не имея возможности ничего добавить, ни одного лишнего слова. Но как зрителю, кино ему всегда очень нравилось. Сначала в кинотеатре "Монтиха", затем в "Метрополитене" и "Кристалле" он сотни и сотни раз смотрел двухсерийные фильмы. Но, когда он был маленьким, ему нравились фильмы не о приключениях, а о любви. И о любви, о бурной любви был его первый фильм "Cuando tu no estas". Но не будем забегать вперед…
Бермудес сдержал свое слово. Бермудес подписал для него контракт с "Рексом", и Рафаэль выступал в "Рексе", что для него в тот момент значило больше, чем выступление в лучшем концертном зале Бродвея. Дело в том, что перед этим зал был довольно долго закрыт, кроме того, приближалось Рождество, и публики было не очень много. Скромный успех, не более. И вот тогда, когда он не знал, где же все-таки правда, когда он не знал, что ему делать, ему снова представилась блестящая возможность. Как по волшебству! Как во сне! Как что-то нереальное! Он должен был ехать в Париж! Он должен был ехать в Париж, чтобы записать пластинку у Эдди Барклая, всемогущего магната, короля пластинок во Франции и почти во всем мире, который одним движение руки мог за 24 часа сделать знаменитостью любого певца.
Оказалось, что Эдди Барклай слышал пластинку Рафаэля, которую ему привез один испанский танцовщик, с успехом вступавший за границей, и ему понравился его голос. Он решил познакомиться с Рафаэлем лично, записать пластинку, создать рекламу и превратить Рафаэля в самую яркую звезду 1963 года.
И вот Рафаэль и маэстро Гордильо в Париже. Любезности месье Барклая не было границ, он пригласил их пообедать с ним, восхваляя голос Рафаэля, сказал, что ему необходимо остаться в Париже на некоторое время, чтобы выучить французский язык и привыкнуть к парижской жизни, интересовался его вкусами, стал говорить о великолепной рекламе, о том, что превратит его в самого знаменитого певца, поющего на испанком языке.., а в конце обеда предложил контракт на 5 лет.
Рафаэль будет получать 7,5% от продажи каждой пластинки, кроме того, фирма каждый раз будет оплачивать расходы его и расходы сопровождающего лица, включая билеты туда и обратно. Затем, он крепко пожал Рафаэлю руку, сказал: "Отныне это Ваш дом…", и Рафаэль больше никогда не видел месье Барклая.
По возвращении в Мадрид они стали посылать песни в издательство Барклая, но его сотрудники не приняли ни одну из них. В свою очередь, они тоже посылали в Мадрид несколько песен, но теперь уже не принял их Рафаэль. Неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут неожиданно пришла телеграмма: "Срочно необходимо присутствие Рафаэля, чтобы записать пластинку на 45 оборотов. Сообщите дату приезда". Таким образом, в начале 1963 года Рафаэль отправился завоевывать Францию.
* * *
Но ему не пришлось ничего завоевывать. С месье Барклаем никак не удавалось встретится. Он вечно пропадал на чрезвычайно важных собраниях или уезжал в Лондон, Нью-Йорк или Сингапур. Рафаэль и Гордильо вынуждены были иметь дело с сотрудниками фирмы, особенно с неким сеньором Фернандесом, ни слова не понимавшим по-испански. Встречи были очень утомительными, потому что французы хотели превратить Рафаэля в певца стиля "твист", а Рафаэль не хотел быть таким певцом. Ему предлагали новые и новые песни, но ни одну он не нашел хорошей, интересной. Наконец, представители Барклая согласились записать четыре песни Мануэля Алехандро : "Tu conciencia", "Alta costura", "Solamente Tu", "Me diras". Музыкальное сопровождение было записано в девять часов утра, а на следующий день вечером записали голос Рафаэля.
Было очень холодно. Из окошка такси, которое везло его на студию грамзаписи, Рафаэль смотрел на заснеженные улицы Парижа. Он знал, что его час, его "звездный" час еще не пробил. Но он предчувствовал, что этот час пробьет… Он смотрел на убегающие назад кинотеатры, концертные залы, читал название "Лидо", "Парижское казино", "Бобино"…. И вдруг, когда такси выехало на бульвары, он попросил водителя остановиться, вышел из машины и, завороженный, застыл перед "Олимпией". Перед "Олимпией"! В этот день там выступала Эдит Пиаф, большая любовь Рафаэля, певица, которой он восхищался больше всех на свете, и продолжает восхищаться ми сейчас. Он стоял, загипнотизированный вспыхивающими и гаснущими неоновыми огнями: "Олимпия…, Олимпия…., Олимпия….." Было очень холодно. Воротник его пальто был поднят, руки засунуты в карманы, он весь продрог. Ему хотелось плакать и остаться там, перед этим магическим словом : "Олимпия…, Олимпия…., Олимпия….." до тех пор, пока оно не 
погаснет. Ему хотелось остановить время. Ему хотелось стереть слова "Эдит Пиаф" и написать "Рафаэль". И вдруг он неожиданно увидел там, на этом фасаде свое имя. Он даже услышал аплодисменты, увидел, как люди вскакивают с мест, и ему послышались их восторженные крики. И он пережил в воображении свой триумф в Париже, увидел побежденную публику у своих ног. Но мечтам приходит конец. Пако Гордильо вернул его к действительности.
- Идем, идем, а то опоздаем на запись.
Рафаэль уже не чувствовал холода. Он поднял руку, показал на фасад "Олимпии" и сказал:
- Клянусь, я буду петь здесь! Клянусь, я буду петь здесь.
Сначала он говорил тихо, почти для самого себя. Но потом голос его зазвучал громче. Он почти кричал:
- Клянусь, я буду петь здесь….
И проходившие мимо посиневшие от холода французы, которые мечтали лишь о том, чтобы поскорее добраться домой, наверное подумали: "Господи, вот два ненормальных испанца…."
Они не знали, что один из них - тот, который казался более ненормальным, только что дал клятву, которую ему суждено было сдержать.
* * *
Они провели в Париже больше месяца. Жили в Латинском квартале, в небольшой гостинице, которая называлась "Понт-Жоли". Бродили по окрестностям и смотрели французские фильмы, хотя в то время знали по-французски всего несколько слов. Они чувствовали на себе, как трудно одерживать победу над таким городом, как Париж, который всегда враждебно относился ко всему, что не было его 
порождением. Дни проходили в нескончаемом ожидании. Рафаэль уже записал свои четыре песни, но месье Барклай хотел, чтобы он остался до того времени, когда выйдет пластинка. В эти дни Бермудес написал, что заключил контракт на два выступления на Фальяс де Валенсия по 20 тысяч пест каждое. Ответ Рафаэля был краток: "Я в Париже. Мне устраивают великолепную рекламу. Я не нахожу нужным выезжать отсюда…"
В эти длинные вечера и серые рассветы, в эти холодные зимние дни Рафаэль думал о своем будущем. Отдыхать, бесцельно бродить целыми днями по Парижу и записывать пластинки - это его не устраивало. Он должен был петь, петь постоянно, ежедневно.
Он должен был каждый день выходить на сцену, чтобы "играть с жизнью", он должен был слышать аплодисменты публики, чувствовать радость триумфа… И страх перед возможным провалом. Без страха он тоже не мог жить. Но он не был связан, он зависел от обещаний и вынужден был бездействовать, а дни тянулись так медленно, так медленно…
- Когда мы вернемся в Испанию, я хочу поставить спектакль.
- Спектакль?
- Да, я хочу поставить музыкальный спектакль. В первом отделении, может, будут выступать и другие артисты, а во втором - я один. Я спою восемь, десять или двенадцать песен…. Один, совсем один перед микрофоном….
И вдруг - пауза. Самая важная пауза в жизни Рафаэля.
- А что если мне спеть одному? А что, если мне дать сольный концерт? Двадцать пять или тридцать песен с небольшим перерывом… Один перед оркестром, один перед публикой, перед огромным пространством зрительного зала… Один на один со своим страхом…
Но на этот раз испугался Пако Гордильо:
- Мне кажется, что сейчас лучше поставить музыкальный спектакль. Ты во втором отделении… может быть, какие-нибудь танцы… Другие артисты…
Шел снег. Рафаэль закрылся в номере гостиницы. Вдали он различал огни Парижа, который еще не раскрыл ему свои объятия. Он расстелил на кровати несколько листов бумаги, взял карандаш и стал писать. "Театр Сервантеса". Сегодня представление "Noche de ronda". Звезда - Рафаэль. Он разорвал лист. "Рафаэль в "Noche de ronda". Театр Сервантеса. И опять разорвал. Затем написал снова: 
"Сегодня большой музыкальный спектакль с участием брата и сестры Фуланито… и Рафаэля" Это ему тоже не понравилось. Что-то было не так. И вдруг он написал красным карандашом, почти разрывая бумагу: "Театр оперетты. Единственный концерт РАФАЭЛЯ"
И уснул успокоенный. Через несколько дней им сказали, что они могут ехать в Испанию. Пластинка вышла, и все шло хорошо. Они договорились, что через три-четыре месяца приедут записать другую пластинку. Но Рафаэль больше не записывался в Париже. Вернее, он больше не записывался в фирме Барклая. Однако пребывание в Париже не прошла для Рафаэля даром, оно научило его бороться. Но самым главным было то, что он дал клятву: петь в "Олимпии". И то, что ему впервые пришла в голову мысль дать сольный концерт в "Оперетте"… Действительно, Рафаэль не зря провел больше месяца в Париже.
Он вернулся в Мадрид без единого сентимо, но со славой певца, записавшегося в Париже, а тогда это кое-что значило. Шел февраль 1963 года и Агенство Бермудеса предложило ему выступить в "Касабланка" за 8 000 песет ежедневно. Рафаэлю не нравился этот зал, Гордильо тоже. "Мы должны затянуться потуже, и мы это сделаем. Фестиваль Рафаэль провел в ожидании наступления Фальяс де Валенсия, потому что Бермудес, со своей обычной проницательностью, не аннулировал контракт несмотря на "парижские мечты" Там надо было выступать в "Парадор дель Драк", где звездой программы была Жюльетт Греко.
По прибытии в Валенсию Гордильо стал добиваться того, чтобы Рафаэль закрывал программу. Но французская певица, будучи очень практичной, ответила отказом. Она сказала, что это бесполезно, что она приехала из Франции и собирается покорить Валенсию. Не для того лучшие певцы Франции, и в том числе она, оставили свою жизнь на сцене "Табу", чтобы сейчас программу закрывал какой-то неизвестный мальчишка. Нет и еще раз нет! И разговор окончен.
Во время дневного выступления Рафаэль пел первым, перед Греко и вызвал такой восторг, что Греко отчаянно сражалась, чтобы не отстать от него. Когда концерт кончился, Жюльетт Греко сама попросила, чтобы Рафаэль закрывал вечерний концерт. Она сказала, что овации, вызванные выступлением "мальчика", были вполне естественны, ведь он пел по-испански, а она, наоборот, пела трудные для понимания песни со скрытым смыслом, песни на слова великих поэтов….
"Все было бы иначе, если бы мы встретились в Париже".
И они встретились в Париже, (Рафаэль большой поклонник Жюльетт Греко), затем они встретились в Мексике и, наконец, в Буэнос-Айресе. Ни один из них не вспомнил о том, что было в Валенсии.
Они оба знают об этом, но никто из них об этом не говорит. Она со своими трудными песнями, и "мальчик", со своими легкими еще не раз сталкивались на многих сценах мира. Причем, он всегда выходил победителем…
