El entrevista con Raphael en Russia Today (Moscú). 2012
ИНТЕРВЬЮ РАФАЭЛЯ НА КАНАЛЕ RUSSIA TODAY (МОСКВА). 2012
Журналист: Если я скажу Escandalo или Yo soy aquel, вы, конечно, поймете, кем сегодня мы ограничимся в передаче «Интервью» - это один из величайших посланников испанской музыки во всем мире – это, как говорится в его песне, – ТОТ САМЫЙ – РАФАЭЛЬ. Рафаэль, добро пожаловать в Россию и спасибо за то, что Вы делите с нами этот вечер.
Рафаэль: Спасибо за то, что я здесь и даю интервью. Добрый день или вечер…
Ж.: Во-первых: Вы более 50 лет на сцене…
Р.: 52 года.
Ж.: И, похоже, у Вас есть секрет успеха и вечной молодости, если судить по тому, что Вы делаете на подмостках.
Р.: Ну, я полагаю, это все из-за интереса, с которым я занимаюсь делами. Поэтому я всегда молод и всегда полон сил. Азарт двигает горами, в данном случае – он двигает мной. Он двигает мной с начала моей карьеры.
Ж.: С начала Вашей карьеры – а когда это было? В какой момент Вы в уме сказали: я хочу быть артистом?
Р.: Это трудно определить, потому что я начал петь в четыре года. В 9 лет я получил премию как лучших голос Европы, но я не был профессионалом. Я всегда веду отсчет с момента, когда мне исполнилось шестнадцать лет, когда я получил удостоверение артиста, которые тогда существовали – ты должен был пройти экзамен и получить свое удостоверение артиста - актера, певца и т.д.
Ж.: И с шестнадцати лет Вы не останавливаетесь. Все Ваши поклонники в восторге от того, что ваша карьера столь продолжительна, но это подразумевает много работы.
Р.: Нет.
Ж.: Главное в Вашей жизни – работа?
Р.: Нет, главное в жизни – моя семья. Моя семья, мои друзья, и работа тоже, потому что меня это не тяжкий труд. Для меня это способ реализовать ожидания всей моей жизни. Так что это не работа. Я не должен идти утром в какое-то определенное место… я всегда просыпаюсь с уймой новых дел, которыми надо заняться. Это не работа. Это что-то более важное, чем просто работа.
Ж.: Сейчас вы произнесли слово, которое привлекло мое внимание: реализовать ожидания. Рафаэль, Вы исполнили свою мечту?
Р.: Я в процессе. Я в дороге. Мне еще много не хватает. Я вечный ученик – вечный ученик всего и ничему не учитель. Я постоянно учусь, и поэтому не могу сказать, что я уже осуществил мечту всей своей жизни. Еще много осталось.
Ж.: А чему надо учиться?
Р.: Очень многим вещам. Делать то, что умею делать, еще лучше. Делать все еще лучше.
Ж.: Делать все еще лучше. За пятьдесят два года вы создали образ, который отличается от Вас остроумно - буквами РН. Думаю, после 52 лет совместного существования этот образ неизбежно участвует в вашей жизни?
Р.: Это не образ, этот тот же самый человек. У него другое только РН, а оно было придумано для того, чтобы мое имя могли прочитать во всем мире. А не для чего-то другого. Я записывался в фирме Philips, которая пишется через Ph. И я спросил: почему Ph – а читается Филипс, хотя должно бить Пилипс? И мне сказали: Ph – это F. И это у меня засело в голове, и я вставил в свое имя Ph. Чтобы его могли прочитать везде. И его прочитали. И продолжают читать.
Ж.: Вот именно. В любом случае, вы говорите: Рафаэль с Ph и Рафаэль с F – это один и тот же человек.
Р.: Тот же самый.
Ж.: Но ясно, что Вас отделяют некоторые движения на сцене. Характеризуя Вас, люди говорят о гримасах, жестах, о драматизации на сцене, даже о пиджаке на плече.
Р.: Я сделал это один раз – один раз за всю жизнь, в фильме.
Ж.: И это стало характерно для Вас?
Р.: Нет. Публика превратила это в характерный жест, стала имитировать его, а имитаторы, артисты навязывают такие вещи другим. Для меня это был преходящий жест, который мне подсказал режиссер фильма: в этой момент забрось пиджак на плечо и назад. И я это сделал. Это обычное, распространенное движение.
Ж.: Но оно стало ассоциироваться с личностью Рафаэля.
Р.: Да.
Ж.: А какова же истинная подпись Рафаэля, с которой Вы отождествляете себя и говорите: вот это – я?
Р.: Моя подпись – это я сам, когда я выхожу на сцену, когда я пою; и каждый день она разная. Люди, которые очень часто видят меня, каждый день видят более продвинутого Рафаэля. Я же всегда учусь, я лучше, чем в прошлый день. И мой пароль таков: надежда, с которой я берусь за то, что делаю. И энергия, которую я вкладываю.
Ж.: И одна из вещей, которые вы демонстрируете на сцене в Ваших выступлениях – именно многогранность как артиста, особенно когда Вы исполняете одну и ту же песню на протяжении многих лет, но всегда разными способами.
Р.: Да. Я не говорю, что я изменился, но я развиваюсь каждый день, и мои песни развиваются со мной. Разумеется. Иначе бы я застрял в прошлом.
Ж.: Это ключ к Вашему успеху?
Р.: Я не знаю. Я ограничиваюсь тем, что делаю то, что мне нравится делать. А секрета не знаю. Публика всегда спрашивает об этом.
Ж.: У нас есть несколько вопросов от зрителей. А пока еще одна из ваших черт, помимо разносторонней одаренности . Вы работали с огромным числом артистов, и более того – артистов не только Вашего поколения, но и новых поколений, ну, не знаю… Мигелем Босе…
Р.: Мигель Босе – не такое уж другое поколение, он достаточно близок мне.
Ж.: Но в общем-то … и с Аляской, и точно из новых был Давид Бисбаль, например. В эти годы Вы что-то оставили припрятанным в чернильнице?
Р.: Нет. Я всегда пел с тем, с кем хотел петь. У меня с этим не было проблем, потому что все мы друзья, потому что все меня любят и говорили мне: как хорошо, и считали меня предтечей всей этой Мовиды в песне, и все они – мои друзья. У меня никогда не было сложностей. Я никогда не слышал «нет». Давай сделаем дуэт - и мы его делали. Я пел с разными артистам – начиная с Монтсеррат Кабалье, с артистами всех жанров, - до Давида, как ты сказал, Босе и Алехандро Санса, пел со всеми, с Хуанесом… Думаю, со всеми.
Ж.: В нашей программе маловато времени, чтобы перечислить их всех. Но есть кое-что особое, что-то, с чем Вы не работали раньше, может быть, вызовы, которые Вам осталось принять, чтобы делать свою карьеру дальше?
Р.: Нет, потому что я уже сказал тебе, что сделал все, что хотел. И фактор времени тоже имеет значение. Когда могу я, когда может другой исполнитель, обстоятельства, в которых мы можем оказаться рядом… это достаточно сложно… Но с кем мне хотелось – с тем я все сделал.
Ж.: Еще одна вещь, о которой мы хотели бы узнать немного больше – о Вас, о настоящем Рафаэле.
Р.: Во-первых, обращайся ко мне на «ты» - и мы узнаем друг друга получше.
Ж.: Очень хорошо, теперь мы будем на «ты». Рафаэль, скажи мне – что ты слушаешь на твоем проигрывателе, какую музыку ставишь?
Р.: Уф! Многие жанры, очень разную музыку. Для начала – мне нравится хорошая музыка, в каком бы жанре она ни была создана. Лишь бы была хорошей. Я с удовольствием слушаю все – от фламенко и до симфонической, джаза, поп, рок, оперы… ты можешь увидеть, как я слушаю любую из них. Мне нравится вся хорошая музыка – хорошая музыка. Потому что в любом жанре есть хорошая музыка, обычная, плохая и совершенно плохая. Я увлекаюсь хорошей.
Ж.: Если уж говорить о хорошей музыке – это, несомненно, Ваша. По крайней мере, для многих поклонников, хоть это и субъективно, но для многих поклонников, которые через социальные сети прислали нам вопросы, зная, что состоится интервью. Вы тоже можете прислать вопросы нашим гостям. Например, Лилиана Кобело из Буэнос-Айреса спрашивает нас – или тебя: ты когда-нибудь выставишь твои картины?
Р.: Нет.
Ж.: Ты же и художник тоже.
Р.: Нет. Мне нравится рисовать, много рисовать, но я достаточно честен с самим собой, и мои картины – не для того, чтобы экспонировать их. Они для меня и для того, чтобы портить жизнь моим друзьям. В день именин мне дарят галстуки, а я дарю картины. И это затрудняет их жизнь – им приходится вешать их. Нет-нет, мне очень стыдно выставлять их. Может быть, с годами мое мнение изменится, но сейчас мои художество остается дома. И в домах моих друзей.
Ж.: Лилиана, теперь ты все знаешь, так что потерпи. Зрительница из Пекина говорит: Никто не умет петь El tamborilero так, как Рафаэль. Мы уже очень близки к Рождеству, когда мы снова услышим, как Вы поете вильянсикос?
Р.: Сейчас я всегда пою вильянсикос на Рождество, меня просят, я пою их в конце концерта, а-капелла. Я пою вильянсикос, потому что Рождество приближается.
Ж.: Тебе нравится Рождество?
Р.: Оно мне нравится, потому что Рождество - это семья, дети, друзья детей, не знаю.. это прекрасно. И немножко грустно, потому что кого-то не хватает, но это надо преодолеть. Да, мне нравится Рождество.
Ж.: У такого занятого человека, как ты…
Р.: Нет, Рождество – это святое. Где бы мы ни были, вся семья отмечает этот праздник. Иногда мы отмечали его в Испании, много лет мы праздновали его в Мехико, много лет в Нью-Йорке, в какие-то годы – в Майами. Но по большей части – в Мадриде.
Ж.: Сейчас мы сделаем небольшую паузу, но не уходите, потому что мы сразу же вернемся к другим секретам Рафаэля.
* * * * *
Ж.: Мы опять в передаче «Интервью» и продолжаем знакомиться с посланником испанской музыки во всем мире – Рафаэлем. Вы сейчас говорили о Нью-Йорке, и именно оттуда пришел наш следующий вопрос. Эмилио Герра: Как изменился твой голос с того конкурса Евровидения, состоявшегося сорок шесть лет назад?
Р.: Измениться – не изменился, немного эволюционировал. К лучшему, потому что у меня было мало обертонов, он был резковат и казался немного занудным, потому что он всегда был одинаковым, а сейчас у меня намного более объемный регистр. К счастью. Так как я пою каждый день, я могу использовать другие тональности из тех, которыми владею.
Ж.: Ты поешь каждый день?
Р.: Да, все дни.
Ж.: Сколько времени, например, ты тренируешь свой голос дома?
Р.: Нет, я пою вживую. Я пою только если передо мной есть публика. А это почти каждый день. Не всякий день, но почти каждый день. Я не репетирую, мне не нравится репетировать.
Ж.: Тебе не нравится репетировать, но с твоим перфекционизмом ты всегда производил впечатление.
Р.: Да. Потому что я прихожу в театр часа за четыре до начала.
Ж.: Это настоящий ритуал?
Р.: Да. Концерт для меня продолжается семь часов. Четыре часа я провожу в одиночестве и три с публикой – получается семь. Для меня он начинается с того момента, когда я вхожу в театр, Но для меня пение в одиночестве в репетиционной зале достаточно скучно. Мне надо, чтобы передо мной была публика. Или я должен знать, что она появится через несколько минут.
Ж.: Расскажи немного, какой ритуал ты соблюдаешь. Четыре часа – это много.
Р.: Ну, три с половиной.
Ж.: Это достаточно продолжительное время перед началом спектакля, до прихода публики. А каков ритуал?
Р.: Ну, когда я прихожу в театр, в Колисеум или Дворец Спорта, в какой бы то ни было зал, когда нет никого, кроме моей труппы, когда не появились ни звукооператоры, ни оркестр - никто не пришел, я сажусь и осматриваю место, проигрываю ситуацию, строю свой мир, который потом будет создан. Это достаточно увлекательно. И очень интересно. Потому что это твой мир, и представляя его себе, ты думаешь: этим я могу воспользоваться для таких-то вещей… Что могу сделать с тем, что у меня есть? И наоборот, если на сцене нет места, которыми можно воспользоваться, я смотрю, как я могу ужаться, до какого места я могу извлечь пользу.
Ж.: Ты думаешь о публике: докуда я могу дойти, чтобы меня увидели?
Р.: Да, я всегда думаю о людях. Всегда. Я обожаю людей.
Ж.: Ты обожаешь людей, а люди, похоже, обожают тебя.
Р.: Да, это всегда взаимно.
Ж.: Взаимно, и это заметно.
Р.: Это очень заметно. Представь человека, который говорит тебе: я тебя люблю, а ты меня вовсе не любишь. Такого не бывает. Если один любит, то и второй человек тоже любит. А если нет - значит ни один из двоих не любит.
Ж.: И кончено, в России тебя любят.
Р.: Очень. И я их.
Ж.: Ты снова приехал в эту страну. Ты побывал в ней в первый раз в 1971 году.
Р.: Хотя собирался посетить ее с 1969 года.
Ж.: Тем не менее до 1971 ты не приезжал сюда, и приехал в трудное время для испанского артиста, потому что тогда была драматическая эпоха. Каким тебе запомнился этот момент, трудности, связанные с тем, чтобы оказаться здесь, в Москве?
Р.: Я очутился здесь, потому что меня позвали. И для меня это было очень интересно. Очень интересно. И год за годом, когда я приезжал, это было очень интересно. Это дало мне возможность узнать разные России, разные моменты истории России, это было очень интересно. В прошлом году мне сказали: Ты будешь петь в Кремле. – Что? в Кремле? именно там? И в этом году я пел там же. Это очень волнует, потому что до того я пел в, скажем так, нормальных, в кавычках, театрах, в московском Дворце Спорта, рассчитанном почти на тринадцать тысяч мест, но не попадал в Кремль, - и вот.
Ж.: И ты упомянул очень интересный момент – ты пел песню про Москву – Romantica Moscu. Что ты чувствовал в этот момент – романтику?
Р.: Нет. Этого было в избытке у моего композитора Мануэля Алехандро. Мне достаточно было сказать ему…
Ж.: С которым, кстати, ты снова работал над твоим недавним диском.
Р.: El reencuentro. Он очень успешно продается здесь, в России.
Ж.: Здесь, в России, очень много людей учило испанский язык по твоим песням.
Р.: Есть поколение, или два поколения - те, то были молодыми в 1971, или в 1975 или в 1980. Их сотни – это гиды, сопровождающие туристов, переводчики - все они учили его с моими песнями, они учили испанский из-за меня.
Ж.: Из-за «Пусть говорят», фильма, который, несомненно, ознаменовал здесь, в России, великое открытие Рафаэля…
Р.: Да.
И мы говорим также об этом великолепном сотрудничестве с композитором, с которым ты работал столько лет, и у вас был период времени, когда вы не делали ничего вместе.
Р.: Да.
Ж.: Как вы пришли к новой встрече?
Р.: Не совсем к новой, потому что мы просто не работали вместе. Возможно, это была усталость. Потому успех тоже утомляет. Пожалуй, это была усталость оттого, что каждая песня становилась номером первым. Каждая песня! И через двадцать пять лет мне вздумалось взглянуть в соседний двор – узнать, что там готовят, и ему тоже. Но не было никаких обид, мы все годы продолжали оставаться друзьями, но я работал с другими композиторами, а он – с другими артистами. А в прошлом году мы встретились, чтобы поужинать вместе, как у нас вошло в привычку, и всплыло это «почему бы нам не поработать снова вместе, не начать все с начала?» И вот – мы начали все по новой.
Ж.: Успех утомляет?
Р.: Нет, не утомляет. Пожалуй, ты привыкаешь, и знаешь, что вот это будет иметь успех. А приятно, когда у тебя остается червячок сомнения: понравится или не понравится. Артисту это интересно.
Ж.: Это интересно. Но я думаю, что человеку всегда нравится, если его работа нравится.
Р.: Да, но сомневаться, делать новые вещи, для новой публики – это очень интересно.
Ж.: Несмотря на эту каплю сомнения, Вам нравится иметь успех за успехом. Вы можете мне сказать, сколько у вас дома, скажем, золотых или платиновых дисков?
Р.: Ни одного.
Ж.: Как ни одного?
Р.: Потому что я отдал все в музей, открытый в городе, где я родился, в Линаресе.
Ж.: В Линаресе, где существует музей, посвященный именно Вам.
Р.: В прошлом году, когда его открыли, я передал ему все - все, что мне вручали. Все там, чтобы публика могла бесплатно увидеть все это. Потому что на самом деле мне дали столько наград, потому мне их давала публика. Я отдал диски, фотографии – потому что получается, что право них имеет публика. И это было большим облегчением для моего дома, потому что я увез из своего дома все.
Ж.: Но вот чему Вы, я уверен, не потеряли счет, – это урановым дискам.
Р.: Потому что он один.
Ж.: Он только один, точно.
Р.: И он в музее.
Ж.: Он тоже находится в музее. Его вручили вам за 50 миллионов экземпляров диска Raphаel: hoy y siempre.
Р.: Да - Hoy, manana y siempre.
Ж.: И кроме того, такой диск, или награда, есть только у четырех артистов. Это два у Майкла Джексона, у группы Queen, AC/DC и тебя.
Р.: Думаю, что да. Дисков пять. И я тоже больше не получил ни одного, потому что в такое время, как сейчас, когда ведущие позиции занял интернет, очень трудно продать 50 миллионов дисков.
Ж.: Сейчас все сложно.
Р.: Нет. Просто все по-другому.
Ж.: Рафаэль, твоя публика следует за тобой?
Р.: Да, следует. Моя публика всегда хочет иметь оригинал. Но есть много вещей, которые узнают из интернета. Музыка работает, но иным образом.
Ж.: И Вы, я полагаю, осознаете, что ознаменовали многие моменты в жизни многих людей, например, первый поцелуй, первый раз, когда…
Р.: Когда мне говорят: «я женился из-за Вас», я спрашиваю: и хорошо вышло? только не говорите. Если все плохо, то в этом не моя вина.
Ж.: Вина не твоя, но расскажи мне, Рафаэль, какая песня ознаменовала для тебя какой-либо важный момент?
Р.: Таких много.
Ж.: Для примера - назови какие-нибудь.
Р.: Разумеется, это El tamborilero. Конечно, Yo soy aquel, конечно, знаменитая Laura, на самом деле это Cuando tu no estas, конечно, Digan lo que digan, конечно, Mi gran noche.
Ж.: И какая-нибудь песня, не принадлежащая Рафаэлю, которую ты слушал и которая символизировала для тебя какой-то момент, когда ты сказал: его я не забуду. То есть Рафаэль в качестве публики.
Р.: Любая песня Пиаф. Эдит Пиаф.
Ж.: Эдит Пиаф?
Р.: Я фанат Эдит Пиаф. Ее уже давно нет с нами, но для меня одним из самым волнующих дней моей жизни стал день, когда мне выпала возможность войти в ее гримерную, когда я пел в Олимпии. Ее не было, она уже умерла. Это был великий день для меня, я почти не мог петь, потому что я был поражен – потому что я находился в гримерной Пиаф. Это было слишком сильно для меня.
Ж.: Очень сильно для тебя и, несомненно, для любого артиста. И с этими воспоминаниями об Олимпии и Париже, а также этими маленькими секретами, которые ты раскрыл нам в течение этого интервью, мы желаем тебе всяческого успеха.
Р.: Большое спасибо.
Ж.: Чтобы все продолжалось так же – и большое спасибо.
Р.: Большое спасибо. Чао!
Ж.: Мы беседовали некоторое время и узнали немножко лучше посланника испанской музыки во всем мире – это Рафаэль.
TVE
15.11.2012
Комментарии А.И.Кучан
Опубликовано на сайте 19.11.2012
