“Rusos, americanos, chinos... todos me contratan porque ‘sepo’ a España”

РУССКИЕ, АМЕРИКАНЦЫ, КИТАЙЦЫ... ВСЕ ЗАКЛЮЧАЮТ СО МНОЙ КОНТРАКТ, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ "ВКУС ИСПАНИИ".

Рафаэль признает, что он артист расточительный, потому что "это хорошо, ты даёшь людям то, что они хотят, и даже больше".

Все проходит (кроме него) и все остаётся (он, всегда он, невредимый и неувядающий, особенно в Рождество и Новый год и особенно после пересадки печени, что спасло ему жизнь), но мы должны пройти (но пройти через всё), пройти, прокладывая дороги к морю (морю миллионов, более 50 миллионов проданных дисков). С Вами, Рафаэль, единственный великий и свободный.
То есть, мы были неправы. Песня была Серрата. Но она пришлась по душе. Оставим это.

Вопрос. Давайте поговорим о чрезмерности. Плохо… то, что это хорошо.
Ответ. Ты думаешь? Я не был чрезмерным. Это хорошо в первые два дня, потом уже ты на службе у чрезмерности.

В. Значит, Рафаэль – человек умеренный.
О. Что Вы называете умеренным?

В. Я не знаю, скромный, сдержанный в своём образе жизни.
О. Так я же и не третьеразрядная похоронная процессия, да?

В. Конечно, на сцене это не так, по общему признанию.
О. Говорят, что я чрезмерен. Ну, да, я чрезмерен.

В. Скажем напыщенный.
О. Нет, скажем чрезмерный. К счастью. Быть расточительным хорошо, более щедрым, давать людям то, что они хотят, и даже больше.

В. Вы 50 лет на посту и...
О. 53.

В. 53 всё ещё?... Или уже 53?
О. Я там уже 53.

В. Это не интервью, в котором вы дадите мне эксклюзивное право заголовка "Рафаэль уходит на пенсию", так?
О. Просто я этого не сделаю никогда! Для меня те, кто уходят, а затем … пом! - возвращаются … я этого не понимаю. Как тореадоры, эти, что обрезают свою косичку и говорят: "Вот ещё!… Да она же вырастет". Не понимаю, так делать - это просто смешно.

В. Вы, правда, хорошо выглядите. Как Вы себя чувствуете после того, как "родились снова"?
О. Мне сделали огромное одолжение, поставив мне новый двигатель, и я выстрелил, мне еще есть чем задавать тон.

В. Охарактеризуйте мне разницу между двумя Рафаэлями: тем, который испытывает творческий оргазм на сцене и тем, который после, уже в уборной, когда …
О. Когда наступает полный упадок, да. И это в турне происходит каждой ночью, но с другой стороны, я, где бы ни был - где бы ни был! - я выхожу погибать. Лондон, Витигудино, Северная Дакота, она же Южная, Москва, Нью-Йорк или Линарес… Как только включают софиты, и я выхожу в этот чудесный момент, когда делаю шаг вперед, в ничто и всё, где ты ничего не видишь, потому что софиты не дают тебе этого, тогда я иду и во мне всё переворачивается.

В. 53 года уже… И 70 лет уже, или всё ещё. Ну, как… Простите, не знать то, что кто-то знает сегодня, но в те годы, 20 лет назад, правда?

О. Дааа… Нет! У каждого периода времени своё стремление. Быть удовлетворенным годами - фантастика. Я это переношу очень хорошо, кроме того, что альтернатива не очень привлекательна, правда? Ну, я это хорошо переношу сейчас. Перед тем, что со мной произошло, мне было ужасно плохо.

В. Ты смотрел опасности прямо в глаза.
О. Я смотрел, смотрел... и потерял уважение к ней.

В. Слова ваших песен: ревность, разрыв, любовники, проблемы, любовь, ненависть... Я предлагаю общее название вашего творчества: "Нет лекарства от любви". Или у тебя все же есть оно?
О. Нет, нет никакого средства от любви. И все, что вы сказали и что есть в текстах, происходит, и очень хорошо, что это происходит. Это очень увлекательно. Все эти "скажи мне" и "я тебе говорю" о состоянии каждого в любви увлекательны. В них есть сила, и в них есть шутка.

В. "Нет ничего невозможного для тех, кто может бороться". Это слова твоей песни. Возможно, сегодня, как и мы, есть люди, для которых это звучит неприлично ...
О. Мы такие, какими мы были прежде.

В. Вы смягчаете краски, думая о том, что происходит в Испании?
О. Вовсе нет, но из того, что происходит у нас, нужно выходить… работая вдвойне за меньшее. Протесты и всё это - должны быть, нужно показывать зубы, почему нет, мы не делаем никаких кровавых дел, но мы не можем оставаться дома и плакать.

В. Происходит то, что того, у кого трое маленьких детей, оставляют на улице не …
О. Это я знаю! Но из этого можно выйти работая. Послушай, я не знаю другого способа.

В. Ну, всегда можно украсть. Даже по предварительному сговору. А как насчёт великих мошенников? Принудительный труд в каменоломне или под шлюзом с акулами?
О. Им воздастся заслуженное наказание, и каждый получит своё. Так быть не должно.

В. И нет никаких других цветов. Левая сторона, правая сторона.
О. Да, это напоминает мне Летку-Еньку: "Влево, влево, вправо, право...!"

В. Кстати, как Вы думаете, две главные партии в этой стране устарели? Желательно что-то изменить, придумать что-то ещё?
О. Слово "изменение" пугает меня, слишком резко.

В. Опять же, есть люди, борющиеся, но - не поднимая головы. "Уметь бороться"? Что это?
О. Скорее всего, есть много людей, борющихся не в том месте. Особенно в моей профессии, есть многие, кого послушаешь и скажешь себе: "Боже мой, что я говорю этому, которого и близко нет ...". Они считают, что это есть: надел костюм и позируй на красной ковровой дорожке. А это - другая история! Эта работа. Артист не должен отличаться от других в своей повседневной жизни. Я уже говорил моей матери, что... ну, но это не имеет ничего общего с вопросом, так что ничего.

В. Пожалуйста.
О. Я с детства, в девять или десять лет, уже стал ходить в театры, становился у двери, и когда вся публика уже заходила, если было место, швейцар говорил мне "псссс!", и я проходил. Так первый раз я пришел домой в час тридцать ночи, я получил нагоняй от моей матери. И я разъяснил ей всё. Я сказал ей: "Я буду приходить каждый день в это время. Я не делаю ничего плохого. Я иду в театр, потому что это будет моей жизнью, так что не ругай меня, ладно?"

В. Послушай, когда выходишь петь где-то, ты делаешь это во имя родины?
О. Парень, я не выхожу петь с флагом, но да, предполагаю, что да. Я спел во всем мире и на всех существующих языках, но русские, американцы, китайцы и японцы заключают со мной контракты, потому что у меня есть "вкус" Испании. Нормальный. Здесь у нас было очень хорошо. Другие страны - больше скучные. И конечно, в отношении меня мало пиратства, предпочитают оригинал.

В. Вы начали преуспевать в Испании при режиме без свободы, когда вы выходили петь, вы думали, что ...
Р. Ну смотри, нет, я не мог думать, потому что я не выбирал где родиться и в какое время, пришёл в мир, когда меня выпустили, и жил в Испании, в которой мне пришлось жить. И я старался жить как можно лучше. И я пережил много Испаний с тех пор, со многими "большими боссами" и многими "маленькими боссами". И в своём духе.

По материалам cultura.elpais.com

Перевод Людмилы Виноградовой

Опубликовано на сайте 19.08.2013