Solo en cincuenta invitados en la boda de Natalia y Raphael. 1972

ВСЕГО ПЯТЬДЕСЯТ ГОСТЕЙ НА СВАДЬБЕ НАТАЛИИ И РАФАЭЛЯ. 1972

Венеция, 14 июля 1972 года

Подпись к фото:
Сверху - общий вид церкви Сан-Закариас во время церемонии: семейная свадьба, во время которой считанные гости заполняли полупустую перспективу храма. Так захотели новобрачные, избегая многочисленной аудитории. Внизу - Наталия и Рафаэль со своими посаженными родителями, матерью певца и отцом писательницы.

Наталия и Рафаэль поженились. В церкви Сан-Закариас, в семь часов вечера. Падре Сенобио, главный сборщик пожертвований базилики «Нуэстра Сеньора де Гуадалупе», в Мексике, прибыл специально, чтобы официально провести церемонию. Посаженные родители: мать жениха Рафаэла Санчес, и Агустин Фигероа, отец невесты. Под этим подписались, как свидетели; Мануэль Тамамес, Хосе Мария Пеман, Агустин Фигероа - брат невесты, Антонио Минготе, Агустин Наварро. Томас Чаварри, Хесус дель Пино и Хосе Мартинес де Арагон.

Со стороны жениха: Франсиско Гордильо, Мишель Боне, Франсиско Бермудес, Рохелио Лопес, Хайме Аспиликуета, Франсиско Мартос, Рене Леон и Жан Митчел ван Берхер. Пятьдесят гостей прилетели в Италию; одни в Рим, другие в Милан, но никто не знал точного места свадьбы.

ТРАДИЦИОННЫЙ ДОЖДЬ ИЗ РИСА

Молодожены выходят из церкви под традиционным дождем из риса. Наталия — по андалузским традициям, в воланах из пике и с цветком в волосах, Рафаэль — в сюртуке. Они направляются,  вызывая всеобщее любопытство, к гостинице Даниэли, где подадут коктейль, затем последует ужин. Среди сопровождающих большое количество журналистов, которым удалось открыть завесу тайны, окутавшую это событие. Эмоции и тосты, среди тех, кто разделил счастье молодоженов.

За несколько дней до свадьбы наш редактор Анхела де ла Иглесиа «убила двух зайцев», побеседовав "один на один", по отдельности, с Наталией и Рафаэлем. Анхела де ла Иглесиа добилась доверия дающих интервью и оба раскрылись такими, как они есть: два человека со своими достоинствами, недостатками, мечтами, страхами, уверенностью, сомнениями... Самое интересное, возможно, что эти интервью - новый портрет Рафаэля, нарисованный Наталией и такой же новый - Наталии, изображенный Рафаэлем.
.

РАФАЭЛЬ И НАТАЛИЯ: ДВА НЕЗНАКОМЦА

Хорошенькое дело. Сегодня все считают, что знают Наталию Фигероа. Кажется, что для этого более чем достаточно три вещи: прочитать, увидеть и услышать. Я где-то читала, что дочь Санто-Флоро и внучка Романонеса..., а кто здесь не читал? Видели, даже разговаривали с ней на выставке..., но кто не любит живопись?  И слышал, что она выходит замуж за Рафаэля Мартоса..., и кого сейчас не волнует, что делается в свете?. Немедленное заключение: все все знают о Наталии Фигероа. И мы уже можем тихонько шептаться о том, о ком идет речь.

Это смешно. Двенадцать лет назад Наталья в BLANCO Y NEGRO написала одну фразу Жана Кокто, которая сегодня идеальна: "Очень легко стать знаменитым, прежде чем стать известным. Но очень трудно быть известным после того, как стал знаменитым". Наталья появляется в эти дни во всех газетах и журналах страны: она известна? Очень трудно узнать всю правду о человеке. Возможно, некоторые грани его личности ... Но, чтобы сказать, что знаешь о нем все, нужно гораздо большее, чем прочитать что-нибудь, когда-либо говорить или слышать о нем.

ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРИЗВАНИЕ

Я нашла Наталию усталой и печальной ... Но она оживляется, когда я вспоминаю ее сотрудничество с BLANCO Y NEGRO. Ей было тогда семнадцать лет. Ранее, в двенадцать, были опубликованы ее работы в Florita - детском журнале. Она пробовалась в качестве актрисы в камерном театре "La Carbonera", под руководством Пьедад Салас. В шесть лет она написала рассказ "Петух и маргаритка".

— Я начала писать, как могла бы делать любое другое. Но мой отец писал... Он  человек, который оказал на меня огромное влияние, который имеет для меня очень большое значение. Человек, которым я  восхищаюсь. Я была всегда очень привязана к нему, все, что нравилось ему, нравится и мне тоже. Я была очень похожей на него. Но я никогда не была, «вундеркиндом». Отец всегда поддерживал меня, но не баловал. Я была веселой, с богатым воображением. Но, прежде всего, застенчивой. В тринадцать, четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать лет, я умирала от смущения. Я пошла в школу Асунсьона; не в Damas Negras, как писалось. Я ненавидела школу. Дисциплина, монахини, однообразные будни... Я училась до шестого класса и, когда я ушла, почувствовала себя свободной.

— Начиная с этого момента, почему ты не ограничилась беззаботной жизнью, как, почти все девушки, в аналогичных обстоятельствах?

— Мой отец помог мне, как всегда. Никогда у него не было этакого, очень испанского, очень буржуазного менталитета. Он был другом писателей, актеров... И эта атмосфера деятельности была для меня родной с детства. Когда, например, Герреро Замора (писатель, режиссер и продюсер испанского телевидения - прим. пер.), позвал меня работать на телевидении, моя мать была против. Она гораздо более консервативна, чем мой отец. Ты знаешь, менталитет того времени: кино, телевидение и радио были синонимом гнилой, вычурной атмосферы... Но мне посчастливилось иметь такого отца, который понимал все мои опасения, как самые естественные вещи в мире. Так что моей матери нравится читать меня сейчас.

— В твоей семье всегда были такие характерные, такие сильные личности, как твой дедушка, знаменитый политик. Как ты создала свою собственную личность? Чем ты отличаешься?

— Многим. То, что сделал мой дедушка, не может повториться, потому что он объединил все наши усилия. От него я получила в наследство что-то от его образа жизни и мыслей, от его политических идей. В свое время он был либералом, очень продвинутым. Он добился многих вещей, которые меня восхищают. Если бы он был жив сейчас, он бы пошел дальше... Этим я отличаюсь: на данный момент.

Наталия продолжает говорить мне о моментах, касающихся ее жизни, молодости, о том, как она развивалась... Комментирует фразу, написанную в свое время Хосе Луисом Арангуреном, о двух возможностях, которые будущее предложило Испании: о эротизации или политизации.

— Испания, - утверждает она, - эротизирована. Она была вынуждена выбрать эту более легкую дорогу. Был один момент, когда страна могла быть политизирована, потому что ситуация позволяла. Тогда каждый делал то, что хотел: была либеральная партия, консерваторы... вождь с его приверженцами... Сейчас не тот случай. Тебе прокладывают дорогу и ты по ней идешь.

ПОЧЕМУ ИМЕННО ЖУРНАЛИСТИКА?

— Писать - это мое. Может быть это детская мечта, но я продолжала делать это. Не уставая, не оставляя это. Всегда, когда речь шла о работе в этом, мне очень нравилась профессия литературного журналиста, как самая журналистская, как публикация книги. Поэзия, стихи я никогда не писала, никогда и не буду писать. «Сказал ветер» была поэмой в прозе. Она совсем не продавалась. «Tipos de ahora mismo» - да. И очень быстро. Расходится уже третье издание. Минготе и я подумываем напечатать что-то другое вместе. Телевидение и радио интересуют меня, когда они имеют отношение к журналистике. Передача "Зеленый свет", на втором канале, принесла много неприятностей — на телевидении - всегда палки в колесах и осложнения, но это, очень журналистское пространство. Это единственное, что компенсирует то время, которое оно поглощает.

(Наталия готовит серию из тринадцати программ, чтобы представить Королевские Места. Это полезная работа — пока только в начале, - снята в цвете, по сценарию Антонио Гала).

— Я не работала бы и как репортер. Из-за застенчивости. Я помню мое первое интервью: я сделала его с Хосе Исбертом, по телефону. В пятнадцать лет. Я назвалась другим именем и даже не осмелилась сказать «что хочу увидеть его». Персона, которая произвела сильное впечатление на меня, - Ховард Саклер, автор «Большой белой надежды». Атауальпа Юпанки - тот, кто оказался для меня наиболее трудным. Для меня он был индейским поэтом, скромным, мягким... Встретил же меня сухой человек. Сейчас мы дружим, переписываемся... Кто отказался от интервью - это Габриэль Гарсия Маркес, автор «Сто лет одиночества». Он попросил меня, пожалуйста, не писать ничего в тот момент. Мне хотелось бы взять интервью у Неруды...

Несколько месяцев назад Наталья пишет для "ABC" раздел под названием "Блокнот". В нем она рассказывает, что происходит на выставках, о чем говорят в ночь премьеры. Не стремясь углубляться или вмешиваться в область критика. Отражая просто атмосферу. Несколько деликатная работа, в которой иногда "участвуют ножницы". Тем не менее, Наталья чувствует себя удовлетворенной от того, что она приносит пользу. Что думает Наталия о испанской женщине, эта Наталия, которая работает? Она отчуждена?

— В этом смысле, у женщин не было другого воспитания, кроме того, которое ей предписывало оставаться дома покорной и смиренной. Я за женщин на все сто процентов, хотя и не думаю, что мы должны быть равны с мужчиной. Есть профессии, которые женщине совсем не идут; наоборот, есть тысяча вещей, которые она может делать, совмещая с домом и детьми. Однако мало женщин, которые работают по призванию. Часть вины в этом лежит на мужчинах. Тем не менее, становится все больше и больше молодых пар, где работают оба супруга. Сегодняшняя молодежь свободнее от предрассудков. Именно из-за того, что были так угнетены.

ДЕСЯТЬ ГРАНЕЙ, КОТОРЫЕ ОТОБРАЖАЮТ ХАРАКТЕР

Наталии никогда не скучно. Праздность не создает проблем, это уже странно для бегущего времени... "Чего мне не хватает, так это времени", говорит она. И ее синие глаза теряют на мгновение ясность, которая характеризует их, потому что удивление до сих пор еще способно отражаться в них. Ее мнение таково: все, что, по ее же выражению, "увлекает ее", может помочь нам частично обрисовать ее характер. Вот оно здесь:

1. ЖИВОПИСЬ — Я, просто, интуитивна. В живописи я понимаю очень мало. Я ее "чувствую". Как направление, мне нравится импрессионизм. В рисунке, такие имена, как Льебана, Фернандо Кальдерон, Васкес Диас...
2. ТЕАТР — Больше, чем кино. Обрати внимание: если бы мое призвание не состояло в том, чтобы писать, я работала бы в театре. Работы этого года: "Враг народа", "Свет богемы"... "Бесплодная" Виктора Гарсия, мне понравилась больше, чем предыдущие версии.
3. КИНО — Я могла бы поработать в кино. В фильме режиссера Патино. Это было время, когда я на все говорила да, потому что все привлекало меня. Но нужно посвящать себя чему-то одному. Фильмы этого года: «Дочь Райана», «Моя дорогая сеньорита», «Аист сказала да».
4. ПУТЕШЕСТВИЯ - "В любой стране первое, что меня интересует - улица, люди. Я очень много говорю с водителем, со сторожем. Очень любопытна. Во-вторых, исторические и художественные памятники: первое, увидеть их, а затем изучить. Я стараюсь возвращаться в города, которые полюбила. Страна, которая поразила меня до «потрясения»: Индия. Самая неожиданная: Россия. Хотя поездка была слишком короткой, чтобы сформировать мнение о ней.
5. АРХИТЕКТУРА — У меня есть идея, какой дом я хотела бы иметь. Белый. Я побелила бы его весь. Эти дома с Ибицы, с закругленными углами, без черепицы. Очень простой. Большие свободные пространства, хотя, также уединенные комнатки, где меня окружали бы мои любимые вещи. Много света.
6. ДЕКОР - Кресла и диваны очень современные и удобные, со светлыми подушками. Простая, без украшений мебель, очень белые, очень низкие столы... Совмещение современной мебели с подлинно испанской.
7. ПЕЙЗАЖ — Андалусия, поле и оливковые деревья. Мне не нравится пейзаж севера, так густо заросшего деревьями, с зелеными горами, которые давят... Открытое море; широкие горизонты.
8. МУЗЫКА — Я ничего не понимаю в классической музыке. Музыкальные ансамбли мне не нравятся. "Джаз" да и, больше всего, южно-американская музыка. Песни Рафаэля также, с текстами последних двух лет. Моим "хобби" была гитара, и пение мексиканских песен. Я делала это так себе... Я не хочу даже вспоминать, когда Тико Медина привел меня на телевидение...
9. ОБЩЕСТВО — Изобретение коктейля, только для того, что бы создать небольшую компанию, дьявольщина. Масса народу, с рюмкой в руке и на ногах... Меня хватает не более, чем на пять минут. Нет, я не занимаюсь спортом. Я общительная, но также очень домашняя. Я выхожу только в маленьких компаниях: ужинать, в театр, пообщаться.
10. ДРУЖБА - Подружек мало; и они все из "постоянных". Это Лусиа Босе, моя кузина Марта Алонсо Мартинес, Carmen Ayguavives и Кармен де Оенлое. Друзей у меня больше: Минготе; Тамамес, врач; Агустин Наварро; Дисента.. Все они  - люди гораздо старше меня.

ИЩУ ОПОРУ В ВЕЩАХ, КОТОРЫЕ МЕНЯ ОКРУЖАЮТ

— Как видишь, я во многом наполовину... Я очень веселая, но могу быть самым грустным человеком в мире. Я оптимистка, но могу быть самой пессимистичной. На меня действуют серые дни, погода... Мой отец этого не понимает, умирает от смеха. По его мнению, влиять может только то, «что внутри». Но мне необходимо это веселое небо, этот свет, эти ясные цвета и эти широкие горизонты, именно потому, что «внутри» это не так. Я ищу опору в вещах, которые окружают меня.

РАФАЭЛЬ ПРИНЯТ НАТАЛИЕЙ

Наталия и Рафаэль познакомились в "Riscal", на обеде, который Радио Испания давало после Фестиваля вручения музыкальных премий. В июне, шесть лет назад.

— Это было очень смешно: никто не представил нас, потому что принимали как должное, что мы уже знакомы. Думаю, что никто не подумал нас представить друг другу. Мы сидели за одним столом, и внезапно нас охватил смех, и мы сказали "привет".

- Наталия, ты сказала: "между Рафаэлем и мной много общего: идеи, вкусы, мнения". Но, какие? Потому что никто не понимает, что никому нет дела...

- У нас есть предвзятое представление о людях, которые, как Рафаэль или "Эль Кордобес", вышли за пределы популярности. Это представление подбрасывают нам много раз, это верно, сами же заинтересованные стороны. Я обсуждала этот вопрос с Рафаэлем, потому что мне самой, прежде чем я познакомилась с ним, его образ казался беднее и отличался от настоящего.

Тем не менее, Рафаэль, за краткое время, ужасно изменился. Представьте себе человека, который, с малых лет, борется, как зверь, и вдруг, его отправляют на фестиваль в Бенидорм, который он выигрывает. Он уже не руководит сам собой, а захвачен стечением обстоятельств: сегодня у него запись, потом двадцать дней надо петь в двадцати разных городах... Он становится одним из тех людей, которые знают только аэропорт, гостиницу и сцену.

Я не понимаю, как он не сошел с ума! Для того, кто так быстро переходит от нуля до такого рода огромной популярности, неизбежно наступает момент неуравновешенности. Люди говорят: "Ах! Он глуп". Но довольно!, а я, как это может быть? (Наталья сейчас очень взволнована, почти кричит.) Если неожиданно он приезжает в одну из южноамериканских стран, и полиции приходится его защищать от этих истеричных девушек! Нужно быть Ортега-и-Гассетом, чтобы преодолеть это. Мы должны понимать, что это очень молодой юноша, который вдруг ... Ах! Я завоевал весь мир. Есть у нас этот образ суперзвезды, тщеславный и ничего больше. И это неверно.

— Как ты раскрываешь человека?

— Сначала, мы стали часто выходить вместе. Он уезжал в турне, возвращался... «Послушай, завтра я уезжаю, пообедаем вместе?» Я увлеклась им. Возвращалась домой, и когда оставалась одна, думала: «Я увлеклась им. Увлеклась им, как явлением». Это разница между представлением, которое у тебя есть о человеке и самим человеком, рука об руку с тобой, открывающего свою душу, делящегося с тобой своими чувствами, своими проблемами, страхами... Это встреча с человеческой личностью.

И именно таким, как Рафаэль больше всего необходимо, чтобы вы крутились рядом, потому что, как ни парадоксально, им не хватает всего ... Теперь, может быть, потому что я его знаю лучше, он более "степенный". Не в смысле своей профессии, там он остается своего рода машиной на полной скорости, но он любит ходить в театр, в кино, может сесть поговорить или поехать в Малагу рисовать ...

- И что он рисует?

- Это очень забавно, потому что он рисует абстрактные картины, цветом, что... Но, ладно, да во многих галереях я видела почти такие же!..

Он также любит читать. Однажды он сказал мне: "Я читаю очень плохо, потому что никогда не был достаточно спокойным, для этого". Ходить - очень трудно для человека, привыкшего всегда скакать галопом. Читать - тяжело для головы, которая разрывается от контрактов, дисков, поездок, контор, телефонов... Рисование очень успокаивает его. Но, послушай! Как-то у меня была "Корь" Гарсиа Лорки, и я обнаружила, что он от нее без ума, что он знал ее наизусть. То же самое было с Хуаном Рамоном Хименесом. Говоря, на днях, о книгах, которые я хотела бы хранить всегда, я заметила, что его впечатлил "Маленький принц". Вы знаете, что он сказал? "Но, ей-богу, мечта моей жизни, сделать музыкальную комедию по книге Сент-Экзюпери". Я могу часами говорить с ним. В другой раз есть книга, которую я прочитала, а он нет, тогда я рассказываю ему. Рафаэль умеет слушать. У нас обоих есть страсть к театру и кино, и нам нравится более или менее одинаковая музыка.

Люди не понимают ничего, совсем ничего. «Как вы можете уживаться?» Конечно, да. То, о чем я не думала. То есть, если бы несколько лет назад мне сказали, что я могу влюбиться в Рафаэля, идола, я сказала бы: никогда. Тем не менее, это был "он". Любовь приходила, постепенно, к одному и к другому. Люди говорили мне, что мне подошел бы больше писатель или актер. Ну, конечно подошел бы больше, какая моя вина? Но мне так не идет когда... Люди очень наглые. Лицемеры.

Но мне посчастливилось иметь такого отца, который понимал все мои опасения. Я за женщин на все процентов, хотя и не думаю, что мы должны быть равны с мужчиной

Те, кто сегодня говорят мне «конечно, мы же сказали тебе, что вы друг друга стоите» это те же самые, что, возмущались, когда все только начиналось: «Слушай, Наталия, это шутка...». Какие вещи я услышала! Нет, я не знаю, какой комментарий огорчил меня больше всего. Столько их было! Это были тяжелые месяцы для нас..

«ВСЕГДА БОЯЛАСЬ ВСТУПАТЬ В БРАК»

- Ты вышла бы замуж за Рафаэля, не смотря ни на что? Даже на твою семью?

- Да. Но я чувствовала бы себя очень несчастной, если бы мой отец не принял мой брак. Но с этой стороны я спокойна. Чего я боюсь? Я всегда очень боялась, выйти замуж. Боялась входить в жизнь, которую не знала, и которая всегда для меня была очень важна. Никогда я не переставала верить в любовь, но была пессимистом относительно брака, потому что, бросаешь взгляд вокруг себя и видишь, что выходят так плохо...Тех, которые, по моему мнению, «хорошо ладят», очень немного.

Кроме того, идти, привыкая быть одной, к своей свободе, и, в то же время, видеть как это трудно, это вызвало у меня страх и опасение. Ясно, что тебе также необходимо, встретить человека, который, не подозревая об этом, свяжет тебя областью, которая... Я не знаю. Я хочу, чтобы все вышло очень хорошо, и опасаюсь, что выйдет как обычно. Мне это очень важно. Очень!

Делается большой перерыв после последних слов, которые Наталия произнесла очень тихим голосом. Больше не слышатся крики ее крестниц, Исабель и Патрисии. Проигрыватель в школе, напротив дома маркизов Де Санто Флоро, давно замолк. Все находится на своем месте: рояль, французский камин, книги, фарфор, фотография, которую Альфонсо де Борбон посвятил Наталии...

— Наталия, твоя профессия также - журналистика. Откровенно: какой вопрос ты задала бы себе сейчас, после всего того, о чем мы говорили?

Ответ - защита ее личной жизни, которая должна занимать соответствующее место:

- Никакого больше. Я никогда не спросила бы того, на что я не хочу отвечать.

Пока мы прощаемся, она говорит мне, что свадьба состоится утром, но не в первые пятнадцать дней июля... "На самом деле Наталия и Рафаэль поженились вечером 14 июля. То же самое, но с точностью до наоборот.

МЫ КЛАН, В КОТОРЫЙ НИКТО НЕ ВХОДИТ И ИЗ НЕГО НЕ ВЫХОДИТ

Подпись под фото:
Рафаэль в своем офисе. Между телефонными звонками и подписанием контрактов, он всегда находит минутку для своей музыки.

Почему журналисты выходят недовольными, после интервью с Рафаэлем? Я думаю, что недовольство проистекает, частично, от того, что мы заранее заражены этим отрицательным "ph", таким затертым и таким привнесенным “Ph”, которое "повесили" на его имя. За этим "ph" мы забыли даже, что он зовется Мартос; что он родился тут рядом, в Линаресе. Это Ph - знак идола. Отсюда наша ошибка. Потому что Раfаэль упивается только на сцене, когда он поет перед 50.000 горячих зрителей. Вне сцены, он перестает быть «монстром», экстравагантным укротителем масс, и превращается в «нормального скучного парня», как он сам говорит.

«Хороший парень», который показывает свои зубы «старого лиса», только когда речь заходит о его единственной слабости: профессии. Для этого у него есть необыкновенное чутье и быстрый и натренированный ум. Но абсурдно пробовать блестящий репортаж с ним и на «уровне идола», потому что он ни то, ни другое. Хотя еще остается другое средство: «изобрести» персонаж на заказ и обвинить его в том, что он носит маску.

— Я всегда представляюсь без прикрас. Но не все думают, что я такой. Есть много журналистов без предвзятости; но есть такие, которые говорят «серое, серое, серое». Если я говорю « белое», они отвечают: «ты сказал белое, но это серое». С этим я могу бороться только, показывая какой я есть на самом деле. Конечно, я знаю себя, знаю себя... Если мы даже не знаем самих себя... («Это должно быть написано где-то»). Можно сблизиться: это и есть общение между людьми. Но мы полны ухищрений. Дело не в том, что я прячусь. Дело в том, что ты не можешь видеть меня. Или ты хочешь видеть меня в другом свете.

- Но если ты не отвечаешь на вопросы прямо. Ты находишься в обороне!

— Я пытаюсь делать приятные вещи, просто. Поставь себя на мое место. Раньше, я созывал пресс конференции; сейчас нет, потому что они мне кажутся глупостью. Мы садились: добрый вечер, добрый вечер. Представления: Пепито Перес, «Правда» Буэнос-Айрес. Спрашивает: «Где ты родился?» Что?!! Есть два ответа. Один: «Разве ты, до сих пор не знаешь?». Но я даю другой, более вежливый: «В шахтерском городке Андалусии». Что ты хочешь, что бы я ответил? В прошлом году, в Мексике, когда я приехал из России, я созвал снова, как каждый год. В комнате было многолюдно: «Вы не ощущаете, - спрашивают меня, - что журналистов меньше, чем прошлый год?». «Нет, но я не понимаю, почему есть хоть кто-то. Уже семь лет спрашивают меня одно и то же. Для этого, Вы берете фотографию, добавляете ногу и квиты.» Мне же очень грустно, зачем я потерял целый час, рассказывая?

ОДЕРЖИМОСТЬ: КАРЬЕРА

Мы, даже понимая причины грусти Рафаэля, обязаны тем читателям, которые, может быть, не знают некие детали его биографии. Она очень короткая — только двадцать девять лет, - но очень выгодная. От «он родился в скромной семье» и «тяжело работал, чтобы дойти» до «нажившего прекрасное состояние», до щегол- разукрашенный «он поженится с аристократкой». Это должна быть история какого-нибудь "суперкого-то", кто достоин этим быть. И так оно и есть, в действительности, это история Рафаэля.

— У меня скромная семья. Я был очень упитанным ребенком. "Мозговым центром" моей шайки. Я рос в Мадриде. Спокойное детство, но я всегда был озабочен моим домом. Я сформировал маленький клан, который у меня есть до сих пор: моя семья, мои друзья, мои вещи. В него никто не входит и никто не выходит из него.

С этой фразы, начинается "серое - серое" журналиста.

Рафаэль не хочет говорить о своей семье. Он оберегает свою личную жизнь? Слишком простое объяснение. Поищем другое! Может быть, «комплекс происхождения». Однако Рафаэль говорил о своем отце, Франсиско, человеке очень сдержанном, который умеет жить; человеке таком понятливом, который никогда не противоречил своему сыну, что бы тот ни делал... В Линаресе он работал, в Муниципалитете; в Мадриде - монтажником. Также он говорил о своей матери, Рафаэле, которую он очень любит: ей шестьдесят два года, на пять лет меньше, чем его отцу. И о своих братьях: Пако, самом старшем, который занимается делами, потому что Рафаэль - неудачник в этом; о Хуане, преподавателе английского, и о Хосе Мануэле, третьекурснике Инженерного.

— Я работал с девяти лет. Чего я только не делал тогда? Посыльный, ученик портного... Я был всем. Для меня работа никогда не была позором, а способом зарабатывать на жизнь, помогать моему дому и помогать себе самому. Я помню первую мечту моей жизни: мой брат проводит свое первое причастие, в красивом парадном костюме, с серебряным, самым дорогим и самым красивым крестом. (Я сделал не так). Работая по вечерам, я добивался ее. Мне очень нравились эти идеи о равенстве людей, и я хотел работать, чтобы добиться этого. Сейчас я продолжаю думать так же. Я хочу, чтобы те, кто окружают меня, были образованы. Это немножко мечта, как с костюмом причастия, но другого рода. Начиная снизу и по порядку... Единственное, о чем я сожалею, что учился мало и плохо; что мне не нравилось учиться.

МИМИКА, ОРУЖИЕ РАБОТЫ

Мартосы жили тогда в Куатро Каминос, квартале рынков и дешевых магазинов. Сегодня Рафаэль делает покупки в «los Serranos» по всему миру, но у него хорошая память. Он помнит хор церкви Сан-Антонио в Браво Мурильо. Поступив в нее, он учился бесплатно. Но выдержал только 3 ступени бакалавра...

— Я заместил оставшуюся часть своей интуицией. В каких-то вещах, может быть, я более образован, чем многие люди. Я говорю по-французски, но не учил его. Я не умею писать на английском языке, но умею говорить. На немецком говорю фонетически и пою с хорошим акцентом, потому что он очень идет такому сильному, "сотрясающему" голосу, как у меня. Я не умный; а скажем, сообразительный, схватывающий все.

«Парень стоящий», сказал маэстро Гордильо, сын композитора, в конторе которого, Рафаэль работал посыльным. И он пел там до тех пор, пока не дебютировал в одном из мадридских залов: 300 песет, меньше десяти процентов комиссионных. Это было в 1962, когда он спел в Бенидорме, с фигурками святых его матери в кармане. И он победил! Начиная с этого момента, миллионы испанцев глотали слюнки перед его взглядом беспомощного ребенка; его смехом, наивным и озорным; его робкой и умоляющей фигурой...

— Я не замечаю, какое у меня лицо. Я не штудирую и ничего не репетирую. Я становлюсь очень нервным перед выходом на сцену, и с каждым днем все больше; но, как только я ступаю на сцену, я чувствую себя, как дома. Мне очень легко двигаться на ней. И я потрясающе «отрываюсь», плача и смеясь. Я такой. Я разыгрываю 35 спектаклей в каждом сольном концерте.

Спектакли, которые оставляют публику измотанной. Потому что Рафаэль поет, жестикулирует, становится на колени, расслабляет галстук, бросает на пол пиджак, потеет, смеется, всхлипывает..., его руки пытаются обхватить весь театр...

— Мимика – внутренняя сущность моей работы. Манерность, в которой меня многие обвиняют, не более, чем мимика. Мне не хватает рук. (Рафаэль говорит сейчас, как в трансе). Было бы чудом, иметь их восемь... Когда в начале моей карьеры мне давали микрофон в руку, я будто становился хромым. Это врожденное во мне, жестикулировать ими. Если мне их связать, я не смогу даже говорить. Я знаю, что, согласно канонам, мои руки некрасивые, маленькие... У меня руки не пианиста. Но я наблюдал, что у великих мира музыки, они тоже маленькие. Рубинштейн, Шопен... У Сеговии они маленькие и толстенькие. Паганини ломал их, чтобы удлинить пальцы. Это прекрасно. Это предел призвания. Перед этим сеньором я снимаю шляпу. Мне удалось сделать из микрофона руку; из кабеля, другую. Ты знаешь, что я умею играть на гитаре. Ладно, дашь мне в руки гитару, и я теряю лицо.

ХОЗЯИН СЦЕНЫ, НЕПРОСТОЕ ИСКУССТВО

Ни один из жестов или выражений Рафаэля на сцене, не является лишним, потому что каждый из них, кажется, находит свой ответ у публики. Он хозяин сцены.

— Да. Существует связь между артистом и его публикой. Иногда, если свет падает со стороны и красный, я вижу их лица. Я пою лицам людей. Даже, когда я не вижу их, у них впечатление, что я смотрю на них. Я не могу петь в "ничто". Поэтому моя песня всегда "ты" и "я", от первого лица. Напрямую. Никогда "они" и "я", « мне говорили», «мы говорили»... Эта история не интересует меня, я не могу рассказывать ее.

Одно верно. Рафаэль - честный певец. Он отдает все. Он профессионал в стране

ПРОФЕССИОНАЛ В СТРАНЕ, ГДЕ НЕ ХВАТАЕТ ПРОФЕССИОНАЛОВ

Он знает, чего он хочет и ставит задачу добиться этого, несмотря на все жертвы и проходя через всю критику.

Я работал с девяти лет. Чего я только не делал тогда? Посыльный, ученик портного...

Единственное, о чем я сожалею, что учился мало и плохо...

Я не умный; а скажем, сообразительный, схватывающий все...

Как только я ступаю на сцену, я чувствую себя, как дома...

Я потрясающе «отрываюсь», плача и смеясь.

— Публику завоевываешь, будучи честным. Я выхожу убивать себя каждый день. Мне нравится делать это. Я хочу, чтобы люди, выйдя из театра, не думали, что дорого заплатили, чтобы не сожалели о том, что вышли из своего дома. Каждый раз все труднее вытаскивать публику из дома. Я это вижу по себе самому, хотя по мне, который находится день-деньской в театре, будет понятнее. Но если у меня есть два дня безделья, я не выхожу. Я остаюсь в кресле, смотря вдаль или читая.

«ЭСКОРТ РАФАЭЛЯ»

Говорят, что на Рафаэля "идут" больные, грустные, меланхолические, опустившиеся люди. Какая, на самом деле, его публика?

— Те, кто умеет слушать. И такие есть во всех возрастах, культурах и национальностях. Публика всех стран одинакова, хотя реагирует по-разному. Во время первого контакта с Россией, в театре "Максима Горького" в Ленинграде, мне говорили: «Ты не понравишься. Они уйдут...» Чудовищная тишина. И в конце-концов, все аплодировали, стоя, в течение тридцати минут. В Мексике, все наоборот: публика была такой «шальной», такой взрывной, что я подумал, что меня разыгрывали. Это различные формы выражения. Я тоже, хотя я  артист, первый вскакиваю и кричу: браво!, как безудержный...

Эти крики "браво", и те, более испанские, как "да здравствует твоя мать!" и какие-то другие, действительно поразительные. Они возвышают Рафаэля. Ему нравится тишина, но его удел - вереницы девушек в проходах — черная юбка, красная блуза и ремень со знаком "рафаэлиста". Рафаэль умеет справиться с эмоциональными пружинами тех, чьи клубы разбросаны по всему миру. Многие говорят о так называемом «эскорте Рафаэля». Это целое общественное явление, которое объединяет и девочек пятнадцати лет, и старушек, и монахинь...

— О них сказано много того, чего они не заслуживают. Они меня изумляют, от всего сердца, по-человечески.

Их восхищает твоя семья, что ты вступаешь в брак и у тебя будут дети. Они подражают твоему примеру и ставят тебя в пример. В Пуэрто-Рико я, проходя, услышал одну из самых лучших фраз. На тесной улице, мать говорила своему сыну: «смотри на него и учись. Таким ты должен быть. Он носит волосы не слишком длинные и не слишком короткие; живет со своими родителями; это нормально». Я думаю, чтона данный момент не заслуживает внимания, чтобы кто-либо смотрел на меня; но, если есть кто-то, на кого я мог бы влиять, в одном он может быть уверен: то, что я делаю, я делаю искреннее, что я не играю никогда. Я осознаю это, хотя не хотел бы. Ты - король, который, в своих покоях, чувствует себя, как все остальные. Это красиво.



ЕГО ЖИЗНЬ, В АНТРАКТЕ

Рафаэль сказал, что он на сцене точно такой, какой вне сцены. (Другое его знаменитое «увиливание»). У него пятнадцать дней в году для отдыха. Очень немного, хотя он признается мне, что всегда хочет возвратиться в «свое». Но нам интересно знать, что он делает в жизни вне «своего».

— Я люблю жизнь, мне нравится людская суета, я умею приспосабливаться ко всему. Движение машин пугает меня, но я им наслаждаюсь, потому что даже скопление машин имеет свою привлекательность. Также я наслаждаюсь покоем сельской местности. Я стремлюсь брать от жизни все, что у нее есть. Меня не раздражает, что я знаю только гостиницу и аэропорт города: каждый рождается для чего-то. Я родился для этого, и это не означает никакой жертвы. Наоборот. То немногое, что предлагает мне гостиница, то огромное, что дает мне театр, я проживаю до дна, не ощущая недостатка в других вещах, маленьких или больших. Обрати внимание! Если есть что-то, что на самом деле интересует меня, я смотрю его. В России, например, я ходил по утрам в музеи.

Также зависит от страны. Есть страны, где люди очень горячие: не позволяют входить в церковь, поднимают большой шум ... Хотя мое время заполнено до отказа, я развиваю то, к чему я способен. Ничто ничему не мешает. Не будет недостатка во времени, чтобы жениться, иметь детей и воспитывать их, сформировать мой дом и мой внутренний мир. Это очень важно. Нужно быть богатыми внутри, обогатить шкаф, как я говорю, чтобы потом уметь рассказать это другим.

ЖИВОПИСЬ, ТОЛЬКО КАК РАЗВИТИЕ

Рафаэль говорит медленно, легко. Он похудевший. Он уже не пьет пива и не заказывает яичницы, то, что так ему нравилось... Он сказал мне, что у него бессонница и тахикардия. Пока это еще не страшно, потому что это нервная тахикардия. «Дело в том, - говорит он, - что хотя мне весело, когда я много пою, я также и страдаю.» В общем, подвергает свое сердце ненормальному ритму. Что на сцене иногда забываются песни. «Хотя люди думают, что это эффектный трюк», добавляет он.

— Я отдыхаю рисуя, как другие отводят душу крича на судью. Я рисую очень плохо. Мне нравятся серые пятна. Из мастеров на все времена, Эль Греко. Эти руки Эль Греко... Из сегодняшних, Грандио. Также мне нравится писать. Я многому учусь у Наталии. Она умнее. Я интуитивнее, прозорливее. Я искренне так считаю. У нее хорошее образование. Да, она интеллектуалка, хотя не во всем. Очень простодушный человек, восхитительный человек. Я говорю тебе, конечно, я вижу ее насквозь. Я думаю, что я смогу развивать свой интеллект далее. Я это делаю. Чего я не могу, так это оставить то, что больше всего мне нравится. Что касается меня, то мне больше нравится моя карьера. Точка и абзац.

- Ты решил стать номером один в мире?

- Нет, у меня нет знаков на спине...

Другой способ увильнуть. Рискуя перехватить область "серого, серого, серого, я думаю, что Рафаэль кажется очень амбициозным, хотя он знает наизусть методы скромности. Как и умеет защищать их:

— В этой жизни, к счастью, никогда ни к чему не ведет. И меньше всего, в этой моей профессии. Нужно всегда бороться, чтобы сохранить то, что у тебя есть. Представь себе, если ты хочешь продвинуться!

- Кто помогает тебе?

— Многие мне очень помогли и помогают, но особенным образом: веря в меня. Мой представитель, мой клан, моя группа... Все люди помогают мне. И мне нравится "собирать" их со всего мира. Я как пчела… Что беспокоит мня в них, так это отсутствие профессионализма: поэтому я выбираю среди тех, кто меня окружают, профессионалов. Шесть часов отдыха, и потом все они приходят. Пунктуально. Я очень требовательный в этом, и никто не заставляет меня ждать, Наталия: шапокляк! Я говорю: я выхожу! Она подсчитает, рассчитывает и не подводит. Самая большая невоспитанность - заставлять ждать людей. Никогда я не ношу часы, но мне тяжелее опоздать, чем прийти вовремя.

Кроме пунктуальности, самое большое достоинство Рафаэля, - «мой большой недостаток», как говорит он, - уверенность в себе. Он очень веселый, хотя и расстраивается мгновенно. И фанатик своих друзей: он рассказывает мне, что они те же самые, что всегда окружали его, хотя добавились новые. Единственное, чего он требует от них, чтобы они любили его, таким как есть. Он признается робко — все великие - это смельчаки, говорит — И тщеславные, только в артистической области! Эх? Его большой грех - быть слишком эмоциональным.

— Сейчас я стараюсь быть все время с Наталией. Нам есть много о чем поговорить, что обсудить, что планировать. Никогда она не будет одна, я всегда буду с ней. В будущем, если я буду должен много ездить, мы будем большим цирком. Но я буду стремиться к тому, чтобы ездить все меньше, делать все здесь. Сейчас, когда я внезапно уезжаю в, пусть поедут все со мной. Большой цирк.

ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС

Подпись под фото:
Наталия, в розовых брюках и набивной блузе, в доме, который принадлежит ее родителям, маркизам де Санто Флоро, в Мадриде.

Хосе Мануэль, младший брат Рафаэля, заходил дважды. Должны сделать Niño, ему нравится, когда его так называют, антиаллергическую вакцину. Пока, он рассказывает мне, что Жюльет Греко - самая "сексуальная" женщина. Я замечаю, что Рафаэль и Наталия используют много подобных выражений. Рафаэль смеется, но отвечает очень серьезно на мой последний вопрос:

— Моя последняя цель? Умереть спокойно. Чтобы смог сказать: я, действительно делал то, что должен был делать. Если я не достиг всего, я сделал все возможное, чтобы этого добиться. Это тяжело, я это знаю. Но я не борюсь за малое...

Анхела де ла Иглесия
Фото Хосе Санчеса Мартинеса
22.07.1972
Перевод Люсии
Опубликовано на сайте 12.06.2010