XX. "Беспризорный" превращается в "Ангела" и добивается двухнедельного отдыха.

Новый фильм,….. новые концерты, …. Новое турне,…. И жизнь продолжается.

Пришло время концертов во дворце Музыки: 5,6,7,8 и 9 декабря. Рафаэль вычеркнул из своей записной книжки то, что написал в Лондоне. Он погрузился в море тревог и волнений. В каждой из пяти вечеров ему предстояло спеть 30 с лишним песен. Он перебрал свой репертуар и решил пополнить его новыми песнями. Маргарет, Маурин и Джил уже приехали… Он попросил большой оркестр,… огромное количество прожекторов. Накануне выступления в десять часов утра он приехал во Дворец Музыки, поднялся на сцену и, когда на него направили свет, сказал:

- Сеньоры, пять дней я буду играть здесь своей жизнью… Спасибо всем, кто мне помогал…

(Настроение было бодрое, потому что в первый же день продажи билетов очередь образовалась в четыре, или пять часов утра... Невзирая на то, что шел проливной дождь. Девушки кричали у дверей и не хотели уходить их Дворца музыки… Возбуждение достигло высшей точки… И он, как никогда, был в голосе. Но страх, чувство ответственности не покидали его…)

- Когда привыкнешь ко всему этому? - спросил я.
- Никогда… А, кроме того, я и не хочу привыкать. Это все равно, что подниматься по лестнице из двадцати ступеней. Я пока еще только на второй ступени…

Потом он признался, что ему не нравится быть спокойным, потому что спокойствие означает, что человек достиг того, чего хотел. Он еще только начинал, и, хотя очередь образовалась на рассвете и хотя девочки кричали, как одержимые, он отлично знал, что ему предстоит еще очень длинная дорога. "В мире столько великих артистов…"

- Ты тоже находишься среди них….

Рафаэль замолчал. Он немного подумал и медленно ответил:

- В этой профессии надо не только достигнуть … Надо удержаться … Надо идти еще дальше…, надо дотронуться рукой до неба… А для этого надо неустанно бороться.

Я думаю, что немного знаю Рафаэля. Немного. Никогда нельзя утверждать, что знаешь кого-то хорошо, а тем более, Рафаэля, всегда замкнутого в себе. У Рафаэля большой голос, великолепный голос. У него есть индивидуальность, талант, интуиция, хватка; он профессионал до мозга костей. Но помимо всего этого Рафаэль еще и неутомимый труженик. С раннего утра и до позднего вечера он думает только о своей работе. Например, сегодня, в один из февральских дней, вечером, он в своем доме-студии на Мария де Молина, в этой квартире, полной премий, фотографий, книг, пластинок… Через неделю начнутся съемки его следующего фильма "Sin un adios", завтра, вечером он должен ехать на телевидение, где ему вручат еще одну премию, утром - примерка, днем - запись новых песен на "Hispavox"… И, кроме того, в среду, четверг и пятницу он выступает в Германии.

Но у него уже подписаны контракты на турне по Латинской Америке, на поездки в Венгрию, Румынию и Чехословакию. Дебют в Нью-Йорке, …две недели в Лас-Вегасе, … Контракт на 1971 год с Австралией, … Возможность, если он захочет, поехать в Японию во время ярмарки в Осаке…, одним словом, не буду вас утомлять. Так вот, этим февральским вечером, когда он только записал три пластинки: одну на английском, вторую - на французском, третью - на итальянском … А в понедельник собирается записать на немецком, этим вечером, когда на улице шел дождь, а у дверей его двух мадридских домов толпились поклонницы, потрясая его "Жизнью" в ожидании автографа,… Этим недавним вечером Рафаэль сказал мне:

- Знаешь, как я закончу свои декабрьские концерты?

Он включил магнитофон. Зазвучала музыка. Он начал петь… И говорить. Прожекторы, сюрпризы, новинки… Отчаянный крик восхищения. И он снова запел…

- Но съемки фильма начинаются в понедельник…
- Да, я знаю… А еще Япония… И Южная Африка… Да, и Канада… Но я должен начать готовиться к концертам.

Но разве для тебя не существуют дни отдыха…? Не существуют воскресенья…? НЕ существуют передышки….? Нет, не существуют. Поэтому я говорил вам, что помимо его голоса, таланта, силы, индивидуальности, артистической гениальности у него есть другое, еще более важное качество - у п о р с т в о . Его стремление постоянно работать, его мысли всегда направленные в сторону его карьеры, его огромное желание добиваться все большего и большего…

Деньги для Рафаэля уже не имеют значения. Он говорит:

- У меня великолепный дом, чудесная семья, несколько замечательных друзей… Мне не хватало только носок, но после того, как я заявил об этом в одном из журналов, я получил 1500 пар … Что же может желать человек моего возраста…?

Мы кричим, чтобы он дал нам небольшую передышку. Немного мира. Немного спокойствия. Немного тишины… И мы не просим носок… Даже если нам не пришлют ни одной пары…!

* * *

Шел дождь. Шел сильный дождь. Мостовая блестела и отражала огни фонарей. Машины, проезжая, оставляли след на мором асфальте. Люди под зонтиками охотились за автобусами, маршрутками и такси. Под навесами, безразличные ко всему, никуда не торопящиеся, а, возможно, и не имеющие дома люди, ждали когда приоткроется эта водяная завеса.

Рафаэль быстро поднялся по ступеням, которые отделяли его от артистической во Дворце Музыки. Он был закутан огромным шарфом, как будто собирался пересечь Северный полюс. На лестницах и почетном карауле выстроились корзины с цветами. Во всех открытках говорилось более или менее одно и то же: "Удачи, удачи, удачи. Было ровно девять вечера: концерт должен был начаться в одиннадцать. Он бросился на диван своей комнаты. Немного спустя снял ботинки, надел халат, робко взглянул в зеркало в ванной комнате. Он не узнал себя. Он был бледным, осунувшимся. Хотя он проспал весь день после генеральной репетиции, он чувствовал некоторую сонливость. В дверь постучали. Это был доктор Барандиаран. Он вынул из своего чемоданчика инструменты, разложил все на столике и сказал: "Когда хочешь…" Надо было сделать ингаляции, а в перерыве использовать кислородную маску. Курить было запрещено. Я сел перед ним, в то время он глубоко дышал. Он ничего не говорил. В руках у него была программа. Снова кто-то вошел: новый костюм. Потом еще кто-то: открытка, … цветы остались снаружи. Проигрыватель в соседней комнате звучал очень тихо, почти неслышно… Вдруг Рафаэль поднялся и сказал:
- Слушай, …а что, если мне уйти со сцены…?

На этот вопрос, когда его задает Рафаэль, нет ответа.

Однажды он уже задал это вопрос своей матери.

- Послушай, мама, у меня уже достаточно денег, что жить хорошо… Я устал….!

Естественно мама ответила ему. Она его подстегнула. Она почти заставила выполнить свое обещание. Да, да, так будет лучше… Кончай работать, скитаться по миру…, поживем побольше вместе…" Но продолжить она не смогла "Как? - ответил Рафаэль - Ты хочешь, чтобы у тебя был сын - бездельник?"

Дождь хлестал в окна артистической. Внизу, на улице, группа девушек, прилепившихся к фасаду, кричала: "Рафаэль, выгляни…! Рафаэль, выгляни…!" Но он был безразличен ко всему.

- Надо уйти в расцвете славы, в расцвете успеха, …когда твое имя еще кричат на всех углах…

Молчание. Время от времени дверь осторожно открывается. Все выходили на цыпочках. Мне хотелось смеяться. Было похоже, что я нахожусь с Чессманом перед тем, как его посадят на электрический стул.

- Ты устал?

Он пристально посмотрел на меня.

- Не, я "еще" не устал… Но я боюсь, что не проживу свою жизнь…

Но какая у него жизнь, спрашивал я себя. И он, как бы угадав мой вопрос, снова и снова говорил мне, что ему хотелось бы выйти на улицу и пройти незамеченным, пойти на рынок, усесться на террасе и пить вермут, закусывая маслинами, как тогда на улице Браво Мурильо. Ему хотелось приезжать в аэропорты без давок и фотографов, танцевать с одной девушкой, другой третьей… и, может быть, гулять с ней по полю и целовать ее, и любить ее и так, чтобы на следующий день пресса не заявляла, что он влюблен. Он хотел жить…!

- А разве это тебе не компенсирует…?

Он поднял руку и обвел ею комнату.

- Это…? А что значит "это"? В городах, где я бываю, я вижу только свою комнату в отеле и артистическую в театре, где выступаю… Больше ничего. Я был счастлив в Лондоне, когда был там в первый раз. Я мог обойти его весь, и никто не поворачивал головы. И я мог совершать сумасшедшие выходки: однажды мы с одной моей подругой сели в автобус в один из этих красных, красивых, и доехали до конечной остановки… А потом вернулись на метро…Как это было здорово!

Сейчас он смотрит на проезжающие автобусы и не может сесть в них…, так же, как не может совершить сумасшедшую выходку с подругой. Сейчас он знает, что у него есть имя, профессия, и он обязан ей всем. Но, когда кто-то пытается подстегивать его, чтобы он все бросил, чтобы он "жил" по-другому, он отвечает:

- Я же не умею делать лучше или хуже ничего другого, кроме этого…

Он раздумывает. Замечает, что время приближается. Замечает, что шаги на лестнице учащаются. Он чувствует, что распахнулись входные двери, за которыми толпилась публика. Кровь бежит по жилам в новом ритме. Он опять поднимается, идет к зеркалу: он выглядит уже лучше. Его жизнь снова начинается. Жизнь артиста, жизнь певца. Он уже совершенно забыл о своем желании уйти со сцены. Сейчас ему хочется поскорей пробежать этот длинный проход, который ведет к сцене. Ему хочется снова ощутить тот момент, когда поднимается занавес, и услышать гул зрительного зала. Теперь он знает - а в тот вечер в "Оперетте" он этого еще не знал, - что черная пасть, открывающаяся перед ним, - не враг, а друг.

Теперь он знает, что после "Акапулько" сцена снова покроется цветами. И он знает, что это будет возрастать: аплодисменты перейдут в овацию, крики восторга будут сотрясать стены зала. Он знает все это, но…, когда концерт закончится, снова укутавшись шарфом, сядет в машину у самых дверей театра, он увидит множество прижатых к окошку лиц с расплющенными о стекло носами. Он услышит, как полицейские наводят порядок среди поклонниц. Услышит, как ему снова и снова кричат "браво"… Но он также знает, что поедет прямо к себе домой, поднимется, как сомнамбула, по лестнице, бросится на кровать… И увидит белый потолок своей комнаты. И побегут минуты, отдаваясь в висках, и все смешается с шумом оваций, криками поклонниц, поздравлениями знакомых и положительными отзывами критиков. И он будет знать, что на следующий день ему предстоит новый бой, и он должен встретить его довольный, крича от радости и прося у всех прощения за то, что Бог дал ему так много.

В этой сказочно удачливой борьбе за успех, славу и в постоянном беспокойстве и проходит жизнь Рафаэля.

Дворец музыки был полон до отказа в течение всех пяти дней.

Все говорили Рафаэлю, что он может дать там еще пять концертов, но он отказался. У него на этот счет своя точка зрения: "Надо чтобы люди расстались с тобой с желанием увидеть тебя еще раз".

В последний день он отметил успех шампанским с оркестром, со своим трио, с друзьями… И снова собраны чемоданы, и снова его Иисус Мединаселли спрятан в самом дальнем уголке, и снова в путь.

Через пять дней в Барселоне начались съемки его пятого фильма "El angel". В течение двух месяцев он работал над фильмом, а это самый лучший отдых для него. Он работает шесть-восемь часов в день, а остальное время у него свободно. Но Рафаэль использует его для того, чтобы обдумать то, что он собирается делать в будущем. Часто по вечерам собирались вчетвером - впятером в его комнате в гостинице, мы слушали его:

- В мою следующую поездку по Америке возьму с собой Маргрет, Маурини Джил…

Я хочу снова побывать в Мексике, Пуэрто-Рико, Чили, Буэнос-Айресе,… во всех странах, которые дали мне так много и дают так много,… в то время, как я даю так мало. Мне хочется приехать по очереди обнять всех моих поклонников…

Затем он импровизирует свое новое "шоу". Кто-то говорит ему, что завтра съемка начинается очень рано. Но он уже вне фильма, он уже взял над ним верх. Он уже умчался на три месяца вперед. Но в тот вечер он сказал нечто очень важное. Он повернулся к Бермудесу и почти закричал:

- Я хочу пятнадцать дней отдыха….!

Потом он почувствовал угрызения совести и сказал, что согласен на восемь дней. Но Бермудес уже сделал все необходимое. Он аннулировал два контракта. И Рафаэль, почти насильно, оказался "на каникулах". Он начинает выбирать, куда ему поехать. Туда… сюда… близко…. Далеко…. И вдруг заявляет: "А почему бы не Лас-Вегас…?" Когда билет уже в кармане, номер гостиницы заказан, чемоданы собраны, он передумывает: "А почему бы не в Грецию…?" Он медленно размышляет. "Хорошо, сначала я еду в Лас-Вегас и посмотрю там "шоу". Потом поеду в Грецию и посмотрю руины…" Но, так как судьба Рафаэля весьма беспорядочна, он начинает свой отдых в Ситкесе, в самом строгом инкогнито.

Но, к сожалению, это инкогнито не было таким, каким ему хотелось. Однажды вечером он ехал с друзьями в такси в ночной клуб. Вдруг таксист сказал: "Вчера в этом клубе был Рафаэль…" "И сегодня тоже будет", - ответил Рафаэль. "А вы откуда знаете?" Когда он повернул голову, таксист чуть не врезался в машину, ехавшую впереди. Но любопытней всего было то, что, когда они приехали в клуб, старичок-швейцар сказал им: "Без галстука нельзя…, нельзя без галстука…" Так Рафаэль, всемирно известный Рафаэль, встретил на своем пути неожиданное препятствие в лице сеньора, который ничего не понимал в музыке…

* * *

Он вернулся в Лас-Вегас и пробыл там ровно семь дней. Он видел все "шоу" и даже с участием Барбары Стрейзанд. Он играл на всех машинах-автоматах и на всех выигрывал. Он гулял по знаменитой улице Лас-Вегаса, где тысячи и тысячи лампочек превращают ночь в солнечное утро. Не было забот, ни волнений, ни клятв. Наоборот. Когда он вошел в отель "Сандс", где ему предстояло выступить в ноябре, он осмотрел его совершенно спокойно. Он знал, что тут он будет петь. Он прошелся по сцене, посмотрел на публику. Сел за столик невдалеке от оркестра. И вдруг понял, что существует другая жизнь: без страха, без нервов, без забот, которой не надо отдать жизнь капля за каплей. Он открыл, что освещение великолепно, что виски - в этот день ему хотелось выпить - лучше, чем когда-либо, Дин Мартин обращается с микрофоном, как настоящий мастер своего дела, что девушки, продающие сигареты, милы и обаятельны, что доллары вылетают из автоматов с невероятной скоростью.

Тихо играла музыка. Пары танцевали "щека к щеке". Было слышно, как лед ударяется о стенки стакана. Свет был почти выключен. Плюшевый ковер заглушал шаги. Он понимал, что он в Лас-Вегесе… И не чувствовал никаких особенных эмоций. "Ла-Вегас, Лас-Вегас, Лас-Вегас…. Неосуществимая мечта, невозможная мечта, мечта…" Он улыбнулся и почувствовал себя молодым, здоровым и сильным. Он пошел в почтовое отделение отеля и попросил бланк для телеграммы. "Вылетаю Афины четверг…Жди аэропорту Меняю "шоу" на руины…"

 

Так я снова встретился с Рафаэлем. Опьяненный ночными зрелищами… И жаждущий средиземного солнца. И на острове Родос он начал планировать свою очередную авантюру… Потому что отдых у него служит все для того же: для работы.